другие спали; а когда они вставали, я был таким же, как они, потому что я всегда был хорошим товарищем.

Через неделю после того, как мне исполнилось семнадцать лет, я нанялся матросом на трехмачтовую промысловую шхуну. Мы отправились к берегам Японии и охотились на котиков, дальше на севере, у русского побережья Берингова моря. Это самое длительное мое путешествие; и больше я не ходил в такие долгие плавания, не потому, что оно было скучным или долгим, но потому, что жизнь слишком коротка. Однако короткие путешествия я совершал, слишком короткие, чтобы о них упоминать, и теперь чувствую себя дома в любом кубрике или в кочегарке — ведь отношения там всегда самые товарищеские. Больше, по-моему, о моих путешествиях прибавить нечего, так как в предыдущем письме я уже подробно описал мое бродяжничество и поездки на Клондайк. Пересек Канаду, был на Северо-Западе, на Аляске и т. д. и т. п. в разное время, не считая того, что я работал на приисках, был старателем и исходил Сьерру-Неваду.

Я уже говорил о своем образовании. В основном я занимался самообразованием, другого наставника, кроме себя самого, у меня не было. Я выбирал то, что считал нужным из программ средней школы и колледжа, так как обнаружил, что не могу следовать по выбитой колее — у меня для этого не было ни времени, ни денег. Один год я посещал среднюю школу в Окленде, потом занимался дома сам и, уложив следующие два года в три месяца, сдал вступительные экзамены и поступил в Калифорнийский университет в Беркли. Был вынужден против своего желания оставить его перед самым окончанием первого курса.

Мой отец умер, когда я был на Клондайке, и я вернулся домой, чтобы впрячься в работу.

Теперь о моей литературной деятельности. Первая моя журнальная публикация (я не писал для газет) появилась в январе 1899 г.; сейчас это пятый рассказ в сборнике «Сын Волка». С тех пор я писал для «Трансконтинентального ежемесячника», «Атлантика», «Волны», «Арены», «Спутника юношества», «Обозрения обозрений» и т. д. и т. п., не считая множества мелких публикаций и статей для газет и синдикатов. Все это — или почти все — поденная работа, от анекдота или триолета до псевдонаучных рассуждений о совершенно незнакомых мне предметах. Поденная работа ради денег — вот и все, а всякую надежду создать что-то значительное приходилось откладывать до тех времен, когда я буду материально менее стеснен. Таким образом, мой литературный возраст исчисляется сейчас тринадцатью месяцами.

Естественно, раннее чтение пробудило во мне желание писать, но мой образ жизни мешал этому. Никакой литературной помощи или совета я не получал, а, так сказать, бил молотком в темноте, пока не пробил отверстий тут и там и не увидел проблеска дневного света. Самые элементарные сведения о работе журналов и тому подобном были для меня откровением. Некому было сказать мне: вот это так, а здесь ты ошибаешься.

Разумеется, в период революционных настроений я доводил свое мнение до публики через посредство местных газет, бесплатно. Но это было несколько лет назад, когда я ходил в среднюю школу и шокировал, а не вызывал уважение. Кстати, когда я вернулся из своего плавания на промысловой шхуне, я получил за очерк награду в двадцать пять долларов от сан-францисской газеты, опередив студентов Стэнфордского и Калифорнийского университетов, которые заняли второе и третье места. Это вселило в меня надежду достичь чего-нибудь в будущем.

После периода бродяжничества я в 1895 году поступил в среднюю школу. В Калифорнийский университет я поступил в 1896 году, то есть если бы я продолжал учиться, то сейчас я как раз готовился бы к получению диплома.

Что же касается учения, то я всегда учусь. Задача университета состоит в том, чтобы подготовить человека для учения в течение всей последующей жизни. Я был лишен этого преимущества, но тем не менее продолжаю учиться. Не проходит ни одной ночи (независимо от того, было ли это дома или где-то еще), чтобы я не провел несколько часов в постели за книгами. Меня интересует все — ведь мир так хорош! В основном я изучаю точные науки, социологию и этику — сюда, конечно, также входят биология, экономика, психология, физиология, история и т. д. и т. п., без конца. И кроме того, я стараюсь не забывать о литературе.

Я здоров, люблю спорт и почти им не занимаюсь. Возможно, когда-нибудь мне придется расплатиться за это.

Вот, пожалуй, и все. Знаю, что сообщенные мною сведения скудны, но автобиография не доставляет особого удовольствия, если она смертельно надоела рассказчику. В том случае, если Вам потребуются дополнительные сведения, укажите какие, и я их представлю. Кроме того, я буду искренне благодарен за возможность просмотреть биографическую статью, перед тем как она будет напечатана.

Искренне преданный Вам

Джек Лондон

КЛОУДЕСЛИ ДЖОНСУ

16 июня 1900 года

…Клоудесли, не кажется ли Вам, что тема использована Вами лучшим образом? Я помню, что Вы писали для сборника «Рассказы и очерки дороги» и что Вы намерены их переписать, но все-таки я спрашиваю, верный ли путь Вы избрали? В общем, Вы подходите к теме так же, как Викоф[24] в «Рабочих» («Восток и Запад»). Но он подходит к ней с научной точки зрения и, если можно так выразиться, с эмпирически научной. К тому же он больше занимался рабочими, чем бродягами, но это, впрочем, не исключает применения того же метода. Вы же по-своему чересчур сухи. Ваш подход, с точки зрения выбора объекта и тематики, отличается от его подхода. Следовательно, и Ваш стиль должен быть другим. Вы имеете дело с живой жизнью, романтикой, с человеческой жизнью и смертью, юмором и пафосом и т. д. Но, черт побери, обработайте все это должным образом. Не рассказывайте читателю о философии дороги (за исключением тех случаев, когда Вы выступаете от первого лица, как участник). Не рассказывайте! Ни в коем случае! Ни в коем! Пусть Ваши герои расскажут о ней своими делами, поступками, разговорами и т. д. Только тогда, то, что Вы пишете, будет художественным произведением, а