известия о разгроме гитлеровцев под Сталинградом – 6 дивизий и разбито 7 дивизий. Убито 14 тыс. немцев, взято в плен 13 тыс. Много трофеев. Отрезаны коммуникации по жел. дор. На Кавказе тоже идет неплохо. Только на нашем Ленинградском фронте пока все остается без особых перемен.

Говорят, что на Волховском фронте у наших войск есть значительные успехи, но о них пока официально не сообщается. Ждем и верим, что и «на нашей улице будет праздник», чувствуется, что враг слабеет, его авиация здесь уже не в состоянии наносить такие удары, как она наносила прошлый год в это время нашему городу.

Днем и вечером сравнительно тихо. Редкие далекие арт. выстрелы. Ночью тоже.

24 ноября. В 6 ч утра радио сообщает о продолжающемся нашем наступлении под Сталинградом. Много убитых врагов, взято 11 тыс. пленных. Трофеи.

Утро лунное. Мороз -7°. Воздушная тревога объявлена в 11 ч 48 мин, отбой в 12 ч 02 мин. Продолжительность 14 минут. Погода чудесная, яркое солнце.

Вторая тревога загудела в 13 ч 40 мин, отбой в 14 часов. В городе все было тихо. К вечеру погода стала портиться, подул резкий холодный ветер. Метель. К ночи слышна арт. стрельба.

25 ноября. Ночью насыпало много снега. В 7 ч утра t 0°. Начинает таять. Редкая проходящая облачность. Тихо. В 9 ч 30 мин. наблюдалась на небе яркая радуга. Явление редкое в это время года.

В 10 ч 35 мин объявлена воздушная тревога. На небе – редкие облака с просветами. Отбой в 11 ч 25 мин. Немного постреляли зенитки.

Сегодня, в 6 ч утра, Советское Информбюро сообщило о новых успехах наших войск под Сталинградом.

Вторая воздушная тревога в 15 ч 12 мин, и через пять минут дан отбой, в 15 ч 17 мин.

Весь день и вечер температура около 0°, слякоть. Ночью много зарниц от далеких беззвучных арт. выстрелов.

Ночная воздушная тревога объявлена в 23 ч 20 мин. Отбой в 0 ч 50 мин. Продолжалась 1 ½ часа.

26 ноября. Утром ярко светит луна сквозь редкую облачность. В 8 ч утра 10°. Гололедица. Утром тихо, днем иногда слышны одинокие арт. выстрелы. Около 16 ч слышны разрывы снарядов от обстрела города врагом из дальнобойных орудий. Сегодня хорошие известия о продолжающемся разгроме гитлеровцев под Сталинградом. В 22 часа обстрел. Ночь лунная.

27 ноября. Ясное утро. Мороз -8°. Днем хорошая погода, мороз -5°. Воздушная тревога в 13 ч 45 мин. Отбой в 14 ч 05 мин. Зенитки стреляли немного.

Вечер звездный. Ветрено, мороз крепнет. Около 22 ч вечера сильный обстрел. Ночью спокойно,

28 ноября. Пасмурно. Мороз -6°. Временами сыплет мелкий снег и вьюжит. С утра слышны сильные выстрелы крупных орудий. Вздрагивает почва. Днем редкая отдаленная стрельба артиллерии. Почти весь день без перерыва сыплет снег, чем затрудняется трамвайное движение. Повсюду дворники и бригады рабочих разгребают снег. Вечером и ночью тихо.

29 ноября. Воскресенье. В 6 ч утра t -7°. Пасмурно. С утра и весь день сыплет мелкий снег. По городу идет беспрерывная его уборка.

Совершенная тишина. Не слышно ни единого выстрела. Сегодня сообщение о переходе наших войск в наступление на Центральном фронте – Ржев – Великие Луки. Оборона немцев прорвана. На Сталинградском фронте наступление продолжается и идет успешно.

День сегодня проходит спокойно, по иногда слышны отдаленные выстрелы. При наступлении темноты на небе видно много вспышек от далеких выстрелов.

В 21 ч 15 мин зазвучала сирена воздушной тревоги. Темно-серое, сплошь облачное небо. Темно. Зенитки в разных местах дали несколько залпов. Затем все стихло. Отбой дан в 21 ч 35 мин, т. е. через 20 минут. Ночью воздушная тревога, с 0 ч 30 мин до 1 ч 35 мин. Зенитки открыли огонь.

30 ноября. Утро лунное с проходящими облаками. Мороз -11°. Днем облачно. Безветренно, t-10°. Арт. пальбы не слышно. В городе без перемен.

Архив Большого Дома. Блокадные дневники и документы / сост. С. К. Бернев, С. В. Чернов. СПб., 2004. С. 137–143.

ИЗВЕЩЕНИЯ ОТ ОТДЕЛА ТОРГОВЛИ ИСПОЛКОМА ЛЕНГОРСОВЕТА ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ

ОБ ОЧЕРЕДНОЙ ВЫДАЧЕ НАСЕЛЕНИЮ ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫХ ТОВАРОВ В НОЯБРЕ МЕСЯЦЕ

Ленинградская правда. 1942. 1 нояб.

Из дневника Л. В. Шапориной

1942 г.

4 ноября. Уже ноябрь! А мы еще всё живы.

Живы, но не все. Пришлось за эти дни пережить смерть Любы Насакиной, смерть, которою умирают сейчас очень многие. Смерть, вероятно, типичная для нашего времени.

Получила я от нее открытку от 9 октября. Пишет, что в ужасном состоянии, надо устроиться в больницу. Открытка шла дней десять, я к ней поехала. Дверь в квартиру полуоткрыта, вхожу. «Люба, это вы, я умираю от голода, я уже день ничего не ела, скорей идите за хлебом». Люба сидит на оттоманке и сует в рот сухую крупу. Я протянула ей капусту, она схватила и жадно вгрызлась в нее зубами. Черты лица обострились, глаза совсем белые. «Скорее, скорее идите за хлебом». Принесла хлеб, с собой кроме капусты у меня было соевое молоко. Сварила суп, хлеб поджарила, еще что-то, уложила ее, язык у нее заплетался, и она все время твердила, что умирает. Она уже не в силах была вставать и делать на горшок, делала все под себя. Приготовив ей все на вечер, я уехала, так как надо было получить собственный обед. Я держусь тоже на честном слове. Стоит не поесть – и готово: головокружение, шатает. Поэтому какое-то равнодушие к чужой болезни, думаешь: все там будем. Как бы вытянуть.

Утром купила ей масла 85 гр., хлеба 200. Я стала ездить ежедневно, выезжая часов в 9, 10 утра, покупала сразу хлеб, – карточки были у меня и ключ от квартиры также. Люба просила, чтобы я ее запирала на ночь, «а то придут активистки и меня ограбят». Очень боялась она жактовских активисток. Иногда она заговаривалась. Первые дни Любе стало заметно лучше. Язык уже не заплетался, вид стал бодрее, питание как-то я наладила, купила овощей, была крупа, сварила щи, кашу, настоящий кофе. Без меня в первый же день была коммунальная докторша и сказала, что полное ослабление сердца и что вряд ли она протянет дольше одного дня! «А в больницу мы умирающих не берем».

Чтобы устроить в больницу, я избегалась: от Аларчина моста пошла в поликлинику на площадь Труда, оттуда обратно на Фонтанку, 148, в б. Кауфманскую больницу, куда обещал принять Любу проф. Иванов, Надюшин отец.

Как-то идя к Любе утром и купив ей хлеба, я думала, застану ли я ее в живых или нет, и если нет, что стану делать? Прежде всего, съем хлеб. Да, жадно съем ее хлеб и потом уже буду думать об умершей. Ужасно. 26-го,