— Ля-ля-ля…

— Ладно, попадешься еще… — проворчал Леша. Но уже не так сердито, потому что боль почти прошла. Он сидел на полу и при свете лампочки тенескопа разглядывал упавшую книгу.

— Ух какая! С медными застежками… Это не журнал…

— Филарет говорит, чтоб открыли, — сказало Ыхало. Глаза его горели азартной зеленью, будто оно тоже большой кот.

У книги откинули крышку. Оказалось, что это альбом с фотографиями. Очень старинными. На снимках были женщины в длинных платьях и усато-бородатые мужчины во фраках, сюртуках и мундирах. Некоторые даже с саблями. Сабли Лешу очень заинтересовали. Но тень-Филарет поторапливал: перелистывайте дальше…

— Ых-ох, это же Орик! Орест Маркович, когда он маленький был! — обрадовалось Ыхало.

С большого коричневого снимка смотрел мальчик Лешиного возраста. Симпатичный такой, большеглазый, задумчивый. Он был в рубашке с кружевным воротником и в широкой соломенной шляпе с лентой.

— Как красиво одевались в старину, — прошептала Даша. Она очень увлекалась модами и выкройками. Вся в маму.

— Подумаешь, — бормотнул Леша. — Сейчас не хуже…

Но мальчик Орест ему тоже понравился. С таким неплохо

было бы подружиться. Сразу видно, что серьезный и не задира. Не то что мальчишки в классе у Леонковаллы Меркурьев-ны. Там Леша за весь год так ни с кем и не сошелся по-приятельски…

— Хорошо, хорошо, Филаретушка, — отозвалось Ыхало на нетерпеливое урчание-мурчание. — Давай дальше…

А дальше… между страницами оказался плотный большущий конверт с той же самой маркой!

— Ура… — сказали все. Но шепотом. Потому что приблизилась тайна.

Поразглядывали марку и лишь потом внимательно прочитали адрес:

А ниже, крупными буквами:

— По-старинному написано, — прошептал Леша.

Даша спросила:

— А как это — звуковое письмо?

— Ну, разве не ясно? Записывают голос на пластинку и посылают.

— Это сейчас можно. А в старину разве так делали?

— А почему же нет? Только пластинки были большие и тяжелые. Видишь, и конверт поэтому такой громадный…

— И без обратного адреса, — вздохнула Даша. — Не узнаем, откуда письмо.

— По марке видно, что из Астралии.

— А где она, эта Астралия?

— Самое обидное, что он пустой, конверт-то, — досадливо сказал Леша. — Была бы пластинка, сразу все узнали бы…

— Интересно, где она? — прошептала Даша.

— Наверно, давно разбилась. В те времена пластинки были хрупкие.

— Разве хрупкую стали бы посылать по почте? — резонно возразила Даша.

— А небьющихся в старые времена не делали.

— А может, делали!

— Я лучше знаю, я читал!

— Какой умный!

— Да уж поумнее некоторых!

— Кого это «некоторых»?

— Всяких простокваш-промокашек…

— Леша — бегемоша…

— Ай-яй-яй, тише, пожалуйста, — быстро сказало Ыхало. — Так мы ни о чем не договоримся.

— А о чем надо договариваться? — спросила Даша (показав брату язык).

— У меня вертится одна мысль. Догадка. Неужели правда?.. Ых, нет, надо сперва проверить…

— Да что проверить-то? — подскочил Леша.

— Если хотите, пошли ко мне в гости.

Ыхало тщательно вырвало у входа в баньку крапиву.

— Проходите, пожалуйста… Само-то я обычно через трубу проникаю, поэтому тут и заросло все…

В баньке, как уже известно, застарело пахло березовым листом. Было полутемно и таинственно. Оконце — маленькое, да и то закрыто сорняковыми джунглями. Ыхало засветило свечку в увесистом медном подсвечнике. На бревнах стены изогнуто обозначилась тень Филарета. Она сидела и вылизывала заднюю лапу.

— Сейчас, сейчас… — пыхтя, торопилось Ыхало. — Вот…

И оно вытащило из-за печки картонную коробку.

— Здесь пластинки. Я их насобирало в доме в разные годы. Старуха все равно никогда не слушала, а я здесь иногда развлекаюсь… Тут старина всякая. «Амурские волны», Шаляпин, Собинов. Певцы были такие… А вот русские романсы, мадам Вяльцева поет… Это, конечно, на любителя, молодежи это неинтересно…

— Папа любит Шаляпина, — сказала Даша.

— Папа ведь уже не молодежь, — возразил Леша. Просто чтобы сказать поперек.

— Ну и не старый…

— А вот та самая пластинка! — торопливо перебило брата и сестру Ыхало, чтобы опять не поссорились. — Я давно заметило, что она не такая, как другие. Дважды роняло — и ни трещинки. И без наклейки — неизвестно, чья и откуда… Я ее в доме за книжным шкафом нашло… Обратите внимание, она тоже старинная — запись с одной стороны, как в давние времена делали.

Леша взял пластинку.

— Ух, какая тяжелая…

— Лешка, не урони!

— Тебе же сказали, что небьющаяся.

— Все равно…

— Если бы все равно, лазили бы в окно!

— Ха-ха, а ты ночью лазил!

Леша засмеялся:

— Сдаюсь, переспорила… Ыхало, а что на ней, на плас-тинке-то?

— Одну минуточку… Ых… — Ыхало выволокло из-под лавки небольшой чемодан. Положило на скамью. С ржавым повизгиванием открылась крышка.

В чемодане оказался покрытый малиновым сукном диск. А еще — изогнутая блестящая трубка с плоским набалдашником.

— Патефон! — обрадовался Леша.

— Проигрыватель? — спросила Даша.

— Да. Только старинной конструкции.

— А где электрошнур? Или он на батарейках?

— Он вообще без электричества работает… А еще раньше были граммофоны, с большущей трубой. Не слыхала, что ли, про такие?

— Я видела на картинках. Но я думала, что они все равно с проводом… А как же без электропитания?

— Ох и необразованная ты, Дашка! Только и знаешь свою кройку и шитье. Хоть бы изредка техническую литературу читала… Это механическая акустика. Пружина ручкой заводится.

— Да… — вздохнуло Ыхало. — Только, извините, у меня не заводится, пружина давно лопнула. Приходится пальцем вертеть.

— И получается? — удивилась Даша.

— Сейчас покажу…