Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорогая Коринн!
Мы с папой обижены и сбиты с толку. Мы понимаем, что ты все еще беспокоишься об Эве Эллиотт, но как ты можешь выступать свидетелем со стороны ее защиты, тогда как мы изо всех сил стараемся, чтобы в деле о смерти в результате противоправных действий моей – и твоей – матери восторжествовала справедливость? Я не понимаю этого. Я прошу тебя воздержаться от дачи свидетельских показаний в ее пользу, тогда она получит справедливое наказание.
Кори не спешила ответить на письмо Вивианы, которое та послала ей прошлой ночью. Они бранились бы с Вивианой, будучи детьми. И она бунтовала бы против Ирвинга Рассела. Возможно, у нее не было бы приступов паники, если бы она воспитывалась в этой семье, но она сомневалась в том, что сейчас они трое общались бы друг с другом.
На следующее утро, одеваясь, она включила в спальне телевизор. Показывали «Свежие новости», и Мэтт Лауэр брал интервью у адвоката, которого она прежде не видела.
– Знаете, проблема в том, что на момент похищения Эве Эллиотт было всего шестнадцать лет, – сказал адвокат, – и в том, что, став взрослой, она была образцовой гражданкой, но ее обвиняют в тяжких преступлениях. Вам нужно было бы посочувствовать семье Расселла. Они только что пережили суд, на котором был осужден Тимоти Глисон, и думали, что на этом все кончено. Потом появляется Эва Эллиотт и рассказывает о своем участии в этой истории.
– Однако она не обязана была признаваться, – сказал Мэтт Лауэр. – Зачтется ли ей это?
– О, разумеется. Ее не приговорят к смертной казни. Ее адвокаты могут представить дело так, что ею руководил Тимоти Рассел. Но ее самый главный промах, если можно так выразиться, заключается в том, что она украла младенца. Она понимала, что делает, и у нее было двадцать шесть лет для того, чтобы исправить свою ошибку. Обвинение намерено использовать этот факт в нашу пользу.
– Так что же вы думаете? – спросил Лауэр. – Она всю жизнь проведет в тюрьме?
– Готов держать пари, – ответил адвокат.
То есть жизнь ее матери стала предметом пари. Коринн представила офисных служащих, стоящих у кулера с водой и заключающих пари на завтрашнее предварительное слушание.
Пройдя на кухню, она включила кофеварку, насыпала мюсли в миску и села за стол. У нее был план, она было подумала позвонить Кену и попросить его о помощи, но это было бы трусливым компромиссом. Она должна была сделать это сама.
Закрыв глаза, Кори представила, как стоит в классе, где на нее сморят двадцать учеников, и начинает новый урок чтения. Она ощущала запах свежести, исходящий от двадцати ерзающих тел четвероклассников, и видела их розовую кожу. Ее дыхание было ровным, сердце билось чуть быстрее обычного от волнения, которое она испытывала, давая новый урок. Она точно знала, что должна делать и как делать.
Встав, Кори оставила мюсли на столе и выключила кофеварку, не налив себе кофе.
– Будь уверенной в себе, – сказала она, беря ключи от машины со стола. – Будь уверенной в себе.
От Роли до Шарлотсвилла было полторы сотни миль. Она не водила машину по шоссе с того самого дня, когда ей удалось доехать до работы по скоростному 540-му шоссе. Ее со свистом обгоняли машины, а она, еле дыша, осторожно ехала в общем потоке. Кори двигалась слишком медленно, чувствуя, как ее овевают порывы ветра от других машин, хлопающие по бокам ее маленькой «Хонды». С грузовиками было сложнее. Ей казалось, будто она задыхается. Как часто она испытывала такое чувство? Задыхалась ли она когда-нибудь на самом деле? Нет. Никогда.
«Будь уверенной в себе». Она повторяла про себя эту мантру. Это помогло, но даже так ей пришлось на протяжении первых тридцати миль четырежды съезжать с трассы, чтобы снова набраться храбрости. Остановившись на обочине, она говорила себе, что ее сердце бьется так же часто, как тогда, когда она дает новый урок. Она снова представила, что стоит перед классом. Ей стало лучше, когда она нарисовала в своем воображении эту сцену, почувствовав себя ее участницей. С каждым разом, когда она так делала, становилось все легче.
На последних двадцати милях ей удалось не съезжать с дороги, и вскоре она оказалась в знакомом ей Шарлотсвилле. Она было подумала остановиться, чтобы узнать, дома ли отец. Он бы крайне удивился, узнав, что она проехала в одиночестве полторы сотни миль! Кори сама в это едва верила. Однако в любом случае времени на остановку не было, и, честно говоря, ей не хотелось никого посвящать в свой план. Она не могла рисковать, чтобы не отказаться от него, услышав, что кто-нибудь назовет его безрассудным. Неважно, что он именно таким и был. Кори должна была выполнить его.
Кори хорошо знала эти места и припарковалась ближе к Мэдисон-холлу. Подходя к зданию, она чувствовала себя намного старше встречавшихся ей студентов. Старше и мудрее. Оказавшись внутри здания, она быстро нашла офис президента и вошла туда.
Секретарша разговаривала по телефону, но когда вошла Коринн, подняла на нее глаза.
– О боже, – сказала она в трубку. – Я перезвоню вам.
Положив трубку, она встала и схватила Коринн за руку.
– Вы Коринн, – сказала она, улыбаясь. – Я видела ваши фотографии, но до сих пор не знала, что вы так похожи на Вивиану.
– Президент Расселл на месте? – спросила она.
Секретарша бросила взгляд на мерцающие кнопки телефона.
– Он на линии. Посидите, а я сообщу ему, что вы здесь.
Может быть, это была возможность отказаться от встречи с ней? Она увидела дверь слева от секретарши, на табличке рядом с ней было написано имя Ирвинга Расселла.
– Мне нужно увидеть его немедленно, – сказала Кори, направляясь к двери.
– Подождите! – Женщина вытянула руку, желая остановить ее, но Коринн увернулась. – Дайте мне позвонить ему и…
Коринн толкнула дверь, и та открылась. Рассел действительно разговаривал по телефону и с удивлением посмотрел на нее.
– Я перезвоню вам, – сказал он в трубку. – Хорошо, до свидания. – Кладя на место телефонную трубку, он встал из-за стола. – Коринн, – сказала он.
– Мне необходимо поговорить с вами.
– Хорошо. – Он направился к креслу. – Я думаю, нам нужно поговорить с глазу на глаз. Электронной почты и телефонных звонков иногда недостаточно, и я прошу извинить меня за то, что вчера вечером я бросил трубку. Ты задела меня за живое.
Она села за стол напротив него, зная, что сегодня снова разбередит его рану. Она должна была держать себя в руках во время их встречи. Если ей это не удастся, он раздавит ее. Кори сложила руки на коленях, ладони были потными.
– Вы с Вивианой говорите о любви так, будто она возникает как само собой разумеющееся, – начала она. – Как если бы я, сегодня узнав, что вы президент Виргинского университета, а завтра – что вы мой отец, должна была бы автоматически полюбить вас.