Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но внимания требовала и Сима. Как-то утром за завтраком она заявила:
– Сегодня проводишь меня на рынок и в магазин.
– Чего так неожиданно? У меня встреча, и вообще…
– Ты что, меняешь тетку на какую-то посикуху…
– Иду-иду успокойся, – как можно мягче сказал, стараясь предотвратить брань в адрес ни в чем не повинной девушки. Подействовало.
Сима для выхода на улицу причесалась, приоделась, только что губы не накрасила. Невысокая и грузная, она переваливалась на коротких и больных ногах, как уточка, и требовалось усилие, чтобы плестись в ногу с ней.
– Что рожу воротишь, стесняешься тетки больной…
– Чего ты не дело несешь?
– Знаю, на хрен я вам обоим нужна…
– Вовсе нет, а Витя любит тебя.
– Суку свою он любит, а не меня.
– Причем тут она?
– Притом. Вам, мужикам, только бы хрен свой замочить.
Подъехавший трамвай – это ли не спасение! Но как же я ошибался… Народу оказалось много. И толстая, неповоротливая Сима застряла на площадке, как пробка: сама не может продвинуться и другим прохода не дает. А стоять, видимо, тяжело.
– Расселись тут всякие (мать-перемать), и откуда столько набралось (мать-перемать), понаехали, отожралися: хари, что жопы, – на одно лицо…
Сима, распалясь, упускала из виду: сама-то откуда в Ленинграде взялась. Запамятовала. Она меж тем переключилась на другую тему с тем же акцентом.
– А эти в Смольном, паразиты (мать-перемать), только о себе и думают. Мне вон старухе только на хлеб да ихнюю вареную колбасу и хватает. А сами поди икру жрут ложками, да вино хлещут ведрами, да девок «дерут» табунами…
И все это криком таким, что на улице слышно. Народ вокруг неё незаметно рассасывался, никто не хотел быть рядом, но и возражать никто не собирался. Более того, когда речь зашла о Смольном, где размещался Ленинградский обком КПСС, на лицах окружающих читалось явное понимание. То, что Сима выражала вслух, остальные держали в душе. Партийное руководство тут не пользовалось авторитетом. Да и откуда ему было взяться, если во главе обкома стояли такие руководители, как некий Толстиков. Рассказывали, что однажды ему следовало посетить просмотр нового спектакля. Но некогда. Он вызывает своего литературного референта: «Посмотри пьесу и завтра мне текст на стол». – «Но в ней же еще и подтекст». – «И подтекст на стол!».
Ленинградцы убеждены, что после обожаемого ими Сергея Мироновича настоящих руководителей у них не было. Сталинского беспринципного холуя Жданова поочередно сменяли Толстиков, Козлов, Романов. Последний вообще считал себя достойным царской фамилии настолько, что на все мероприятия приходил со значительным опозданием, дабы присутствовавшие приветствовали его вставанием… Но это будет значительно позже.
Пока в трамвае Сима словесно бесчинствовала, я не знал, куда спрятаться от стыда, а нужная остановка все не приближалась.
Когда Сима, в последний раз обматерившись и подозрительно оглядев вагон, остановилась взглядом на мне, сказала: «Выходим», – я вылетел из трамвая пулей. На базаре всё повторилось: тот же мат, те же обвинения всех и вся, долгая муторная торговля за каждый грамм и рубль, всегда заканчивавшийся уступкой старавшихся избежать скандала продавцов. И ведь знала, что делала. При выходе с рынка она, осмотрев меня с двумя сетками-авоськами в руках, торжествующе произнесла:
– А ведь вам, засранцам, что тебе, что Вите моему, так не суметь.
Я согласился абсолютно искренне:
– Нет, не суметь!
Из Ленинграда я уезжал сумрачным и дождливым утром. Витя был на работе, мы с ним простились накануне душевно и под рюмочку. Симу, даже если б она выразила желание проводить меня, я бы ни за что не взял. Хватило совместной поездки на рынок. Провожала Маша. Но что-то у нас уже ощутимо не клеилось. Конечно, она поцеловала меня на прощание и просила писать, в душе я чувствовал: продолжения не будет. Так оно и произошло. Обменявшись двумя-тремя письмами, мы остановились. А с Витей переписывались долго. Он даже прислал мне вырезку из газеты «Известия» от 23 августа 1973 года с фотографией и подписью под ней: « Более 70 человек входят в группу народного контроля завода «Вулкан» Ленинградского объединения имени Карла Маркса. Активисты следят за качеством выпускаемой продукции, экономией материалов, дисциплиной труда. На снимке (слева направо): гальваник Е.Милашкина, слесарь-сборщик В.Блаженов, председатель группы народного контроля мастер ОТК Н.Воронин».
Витя на снимке с приглаженными непокорными вихрами, вытаращенными от старания лучше выглядеть глазами и мамиными расшлепанными губами. Сын Симы от и до.
Хорошо, хоть сохранилась вырезка. А то ведь ни одного снимка, хотя в тот раз из Ленинграда я привез их целую пачку. Но видовые. Одних скульптур Летнего сада несколько десятков. Даже фотографии вместе с Машей нет.
Следующая наша встреча состоялась в конце шестидесятых, когда я уже работал редактором вузовской многотиражки «За педагогические кадры». Нас собрали на обучающий семинар. В первый и единственный раз он проходил в Ленинграде, в городском Доме журналиста. Где, на какой улице конкретно, не помню. Помню, что это дворец, с шикарной широкой лестницей, ведущей из парадной наверх. Там, на втором этаже, в уютном небольшом зале, и проходили наши заседания. В памяти сохранилось обилие лепнины, позолоты, гранита и мрамора. И буфет с редкостными для Ярославля апельсинами, безумно дешевой красной икрой, что около 30 рублей за килограмм (на трешку почти стакан), и шикарным портвейном «Агдам», который мы употребляли в перерывах между занятиями вместо чая. Я, только отметив командировку, позвонил на Кондратьевский. Трубку взяла Сима. Я сказал, что приехал и, как освобожусь, приду к ним, чтобы передать гостинцы от матери. Сима заорала дурным голосом:
– Раздолбай недоделанный, опять с зюрзаком и стесняешься. Чтоб к вечеру был здесь.
Я сказал, что нас удобно разместили в гостинице, и на том разговор завершил. Но не кончилось еще последнее занятие, как меня вызвали в коридор, где ждал Витя.
– Так, где вещи? В гостинице? Поехали…
– Она здесь же, в этом здании.
Понимая, что сопротивляться бесполезно, я сбегал за портфелем, и мы направились на Кондратьевский. В итоге семинары проходили, словно в тумане, и чему посвящались, осталось вне сознания и понимания. Если бы знать, что эта встреча последняя, если б знать…
Вдруг перестали приходить письма. Я писал, но безответно. Потом пришло письмо от соседки, сообщавшей, что Сима умерла, а Витя без неё пьет беспробудно. На работу еще ходит, но дома появляется не всегда. И это был конец. Больше никаких вестей из Ленинграда.
Гомер
Третий курс самый, наверное, легкий в институте. Предметы все нужные, преподаватели
