Я подвинул оставшиеся четыре грамма Ронни и сказал: «Ты младший, тебе больше не полагается. Дерзай’». И он дерзнул. Фармацевтический кокаин никак нельзя сравнить с кокаином, который производится в Центральной или Южной Америке. Это чистый продукт, он не вызывает депрессии или ступора. Действует совершенно иной тип эйфории, творческий, когда происходит впитывание в центральную нервную систему. У него абсолютно не существует симптомов отмены.

Когда я предлагал дорожку Ронни, я был готов прыгать до потолка, испытывал невероятный прилив энергии. Блин, что за ощущение! Совершенно не сравнимо ни с чем. что я знаю. Когда я напутствовал Ронни, это были последние слова, произнесенные мной за следующие шесть часов. Мы отправились в путешествие к Вудстоку.

Чистый кокаин. Решиться на такое или нет? А потом вскочить в машину и мчаться. Мы понятия не имели, куда едем. Это чем-то напоминало заезд, который мы устроили вдвоем с Джоном Ленноном, — просто сорвались и поехали. Я не представляю, как мы смогли куда-то добраться. Очевидно, я был за рулем, причем вел аккуратно — нас не остановили ни разу. Мы заправлялись, мы делали все, что нужно, но в какой-то другой голове. До меня доходила потом отрывочная информация, что мы остановились на ночь в Беарзвилле[159], провели время с Band, наверное, с Левоном Хелмом. Не знаю, была у нас какая-то цель туда смотаться или нет. Мы что, хотели кого-то там специально застать? Кажется, Боб Дилан в то время там не жил. В конце концов мы как-то вернулись в Добс-Ферри. У меня странное ощущение, что там присутствовал и Билли Престон, но только в машине его не было.

Гастроли 1975 года, в которые мы собирались, были целиком откатаны на мерковском топливе. Как раз тогда мы начали устраивать на сцене укромные местечки за колонками, чтобы иметь возможность поправляться между песнями. Одна песня, одна понюшка — это у нас с Ронни стало правилом. Даже в тот раз, три года спустя после тура STP, паши гастроли были крайне любительским мероприятием по сегодняшним стандартам. Как это тогда делалось? Послушайте Мэри Бет Меддли. Она была координатором тура, она составляла календарь, она договаривалась с промоутерами по всей Америке. Ей было двадцать семь лет, и работала она под началом Питера Раджа Без всякого штата.

Мэри Бет Медли: Все делалось на карточках 3 на 5 дюймов. Я когда рассказываю это людям, на меня смотрят, как будто я говорю на суахили. Дорожный справочник от «Рэнд МакНэлли», карта Соединенных Штатов. Никаких факсов, сотовых, «Федексов» или компьютеров. Ролодекс[160]был, но для сообщения с конторой в Европе — ничего, кроме обычного стационарного телефона и телекса. Что касается рок-н-ролльной жизни, можно было бы подумать, что мы научились осторожности после происшествия в Фордансе, но после Фордайса случилось еще одно происшествие - под конец тура, в августе 1975-го, — о котором до сих пор ничего не рассказывалось, насколько я знаю. Дело касалось Кита, но вообще-то дело касалось всех. Мы сидели в Джексонвилле, во Флориде, и собирались дальше в Хэмптон, в Вирджинию, но Билл Картер проведал, что самолет будут обыскивать, когда мы долетим. У него имелись полицейские контакты в каждой дыре. Мы уже однажды пережили такую панику в Луисвилле, в Кентукки, когда копы просто зашли в самолет. И, чтобы такого снова не случилось, мы взяли и собрали со всех их контрабандный товар. Все пистолеты, ножи, наркоту — все, что могли посчитать незаконным, — упаковали в два чемодана, которые я перевезла частным самолетом из Джексонвилла в Хэмптон и отвезла потом на машине в гостиницу. Насчет самолета я не волновались. На частных рейсах в ту пору даже пассажирские манифесты не сдавали. Кажется, я вообще летела анонимно. Но перевоз на машине истрепал мне все нервы. Я ехала 50 миль в час. Одна с чемоданами. И когда добралась до гостиницы, то пошла в номер, правда, не мой. и выложила все на кровли. А когда они приехали пару часов спустя, то разобрали каждый свое добро. У Энни Лейбовиц есть где-то фотография всех этих сокровищ, которые лежали в чемоданах.

Я с Марлоном на гастролях в 1975-м

В которой Марлон начинает сопровождать меня на гастролях. Умирает Тара, наш с Анитой сын. Мы переселяемся в Челси к Джону Филлипсу и его семейству. Меня задерживают в Торонто и шьют обвинение в сбыте. Кончаю с героином с помощью черного ящика и Jack Daniel’s. Stones записывают в Париже Some Girls. Я знакомлюсь с Лил Вергилис, которая помогает мне привести себя в порядок. Мне дают условный срок в 1978-м, но берут обязательство дать концерт для слепых. Бойфренд Аниты кончает с собой, играя в русскую рулетку, и мы с ней расстаемся окончательно.

Сколько раз на тот момент я уже Ходил по краю. Арест в Фордайсе но время гастролей 1975 года пока был самым грозным эпизодом. Я израсходовал все свои кошачьи жизни. Даже считать без толку. Но впереди маячили столкновения с судьбой еще покруче: и новые аресты, и шальные пули, и машины, вылетающие на обочину. В кое-каких случаях, когда проносило, давало себя знать мое везение. Но вообще чувствовалось, что тучи сгущаются, — надвигалась буря. Я снова повидался с Уши — она присоединилась к нашим гастролям в Сан-Франциско на неделю, а потом исчезла на долгие годы. Rolling Stones той осенью провели какое-то время в Швейцарии, поскольку я там жил, — доделывали альбом Black and Blue. В его рекламе, кстати, использовали фото несильно одетой и связанной веревками женщин, с синяками на теле, из-за чего какие-то люди стали призывать к бойкоту Warner Communications. Мы в тот раз работали над Cherry Oh Baby, Fool to Cry и Hot Stuff. В Женеве в марте 1976-го Анита родила нашего третьего ребенка — мальчик, которого мы назвали Тара.

Ему едва исполнился месяц, когда я оставил Аниту и укатил в долгое европейское турне, которое должно было длиться с апреля по июнь. Марлона я забрал с собой в качестве походного товарища. Ему тогда было семь. Мы с Анитой превратились на тот момент в двух торчков, которые ведут отдельное друг от друга существование и только детей растят вместе. Мне по большей части это было не в тягость, из-за того что я столько проводил в разъездах, плюс Марлон теперь вообще почти всегда находился со мной. Но атмосфера была не из приятных. Очень тяжело жить со своей женщиной, которая тоже торчит, и даже больше, чем ты сам. Единственные слова, которые я тогда слышал от Аниты, это: «Уже привезли?» Ширево было единственной важной вещью в жизни. И она начала совсем слетать с катушек. Вдруг посреди ночи какой-то грохот — оказывается, это она швырнула об стену полную бутылку клюквенного сока или вина, и это в съемном доме, когда мы только что въехали. «Родная, тебе поправиться нужно, да?» Я все понимал, только стены-то, блядь, кто тебя просил перекрашивать? К тому времени она уже не ездила с нами на гастроли, не приходила на запись -только все больше и больше изолировалась.