Она не отвечала. Постучал еще, настойчивее.

– Пожалуйста, выключите печь. Мне плохо. Здесь дышать нечем.

– Хочешь замерзнуть? – проворчала она оттуда.

– Воды хоть можно купить?

– Я принесу. Какое место?

Залез обратно на полку, попробовал расслабиться. Какие-то образы плыли перед глазами, вспоминал сон, было не по себе. Проводница открыла дверь и протянула мне воду – была только с газом. Я сразу выпил бутылку, отчего моментально вспотел еще сильнее, плюс меня немного вспучило. Разделся до трусов, так и лежал. Даже стянул их до колен и залупил член. Ночь на курорте, ад среди зимы.

Мы вышли в населенном пункте Тайга. Михаил Енотов выглядел хорошо, успокаивающее, жара ему нипочем. В этом туре пока все у нас шло гладко, концерты проходили отлично, денег мы зарабатывали больше, чем ожидали, не ругались и не косячили. Я как в отпуск от самого себя поехал. Скучал, конечно, по Даше, ее не хватало. Только она вернулась ко мне, как пришлось расстаться на полтора месяца.

– Свежо, – сказал Михаил Енотов, выдыхая густой белый пар.

– Туда, – махнул я.

Мы нашли пританцовывающего от мороза таксиста.

– До Кемерово у нас два рубля стоит, – сказал он.

– Есть два рубля? – усмехнулся я.

– Найдем, – сказал Михаил Енотов и сделал вид, что ищет в карманах мелочь.

– Э-э-э, – протянул таксист.

– Все нормально, едем, – сказал я.

Убрал чемодан книг в багажник. Я сел спереди, чтобы не укачало. Михаил Енотов, кажется, дремал сзади. Я достал свой Panasonic GH4, который смог себе позволить после новогоднего тура макулатуры, – стал снимать дорогу. Как же я полюбил этот аппарат, каждый раз, доставая его из рюкзака, внутренне содрогался от мыслей о других камерах, которыми пользовался. Неудобные и убогие. В этом туре я начал нащупывать что-то свое. Мне нравилось доставать камеру и просто снимать, без всякого сюжета, пейзажи, говорящих людей, организаторов, квартиры, наших поклонников, городские виды. А потом отбирать какие-то кадры, быстро монтировать, выгружать в сеть и не пересматривать. Это было лучше игрового кино для меня.

– О, че это? – спросил таксист.

– Видео снимаю.

– Видео снимаешь? Сними меня.

Повернул камеру на таксиста.

– Едем в Кемерово, блять! – важно сказал он и призадумался. – А че говорить?

– В принципе, уже неплохо.

Потом я снимал въезд в родной город, а вернее, в пригород. Снимал, как отец водит Михаила Енотова по участку, заводит в стайку и показывает ему кур, коз, кроликов, рассказывает свои истории. Что-то про знакомого мужика, который был вегетарианцем, но тут ему пришлось заниматься сельским хозяйством – разводить скот. Я был рад, что наконец Михаил Енотов побывал у меня дома, ведь сам я гостил у него в Казани несколько раз. Теперь он увидел моего отца, мачеху, поел их еды.

– Ты же ешь мясо, яйца? А то этот у нас даже молоко козье не пьет, – сказал отец на кухне.

– Лучше уж своих ссак выпью, – не растерялся я.

Очень не люблю вкус животного молока, даже без привязки к этическим соображениям. Мне кажется, если взрослый человек пьет этот напиток, – либо он недоразвит, либо извращенец. Так я и сказал.

– Мне так не кажется, я попробую, – сказал Михаил Енотов, пожав плечами.

Я оставил его у себя дома, а сам поехал к деду с бабушкой в Кировский район. Обнялся с ними. Всегда рад видеть бабушку, посидеть с ней, даже несмотря на то, что она уже плохо слышит и почти ничего не видит. Приходится орать ей на ухо. Мне нравится говорить с ней о жизни и даже о своих девчонках. Каждый раз с теплом вспоминаю случай, когда мне было тринадцать и бабушка постирала мои джинсы, в кармане которых были фотокарточки голых женщин, вырезанные из мужского журнала. С утра вышел на кухню, а мятые от стирки листочки сушились на батарее.

– Прости, я случайно твоих девчонок постирала!

Я очень смутился и сказал:

– Нашел журнал у трудовика. Они мне понравились.

Бабушка посмотрела на меня. Она понимала, чем я занимаюсь с этими девчатами, но ее это совсем не смущало. Бабушка такое не порицала, а дед бы, конечно, заворчал.

Она лишь рукой махнула.

– Спасибо, – сказал я и спрятал их, пока дед не заметил.

Но, к сожалению, в такие короткие визиты, как сейчас, удается поговорить только с дедом. Строгий, занудный, лысый дед. Обиженный, но, наверное, четкий мужик. С ним надо сыграть партию-другую в нарды. Мне кажется, я совсем плохо его понимаю, не знаю, как с ним себя вести.

– Расскажи все деду, а он мне потом, – крикнула бабушка.

Пока мы играли в нарды, дед спрашивал.

– На квартиру так и не копишь?

– Нет, дед. Квартира мне не нужна. Не знаю, где буду жить дальше.

– А на жизнь зарабатываешь чем?

– Сейчас вот книгами, музыкой. В туре неожиданно удается хорошо заработать.

– Хорошо – это сколько?

– Ну вот вчера пришло двести человек в Красноярске. Вышло что-то вроде около тридцати тысяч на каждого. А еще у меня за книги тысяч десять накапало. Вообще не ожидал. Отцу хоть долг вернул.

– Сколько был должен?

– Двадцать тысяч. Я сериал летом снимал. Набрал долгов.

– И что, он взял у тебя эту двадцатку?

– Он не хотел брать. Но ты же нас знаешь. Скорее удавимся, чем долг не вернем.

Дед крякнул, как мне показалось, чуть горделиво. Хорошо воспитал сына, а тот в свою очередь внука. Так, рассказывая ему все это, проиграл партию. Обычно он играет сам с собой.

Вдруг дед спросил:

– Ну ты хоть спой мне свой рэп. Я же никогда не слышал, Игорь мне не включает. Или с телефона покажи.

– У меня обычный телефон, – ответил я. – С него ютуб не посмотришь.

Бабушка была на кухне, и я подумал: почему бы и нет? Может быть, так получится сблизиться с дедом. Я выбрал свой куплет из песни «странный парень» ночных грузчиков, он мне показался самым знаковым из того, с чем мы выступаем в нынешнем туре.

Немного отредактированная версия, актуальная стилистически для чтения сейчас. Кажется, я еще никогда так не делал, но приведу этот реп-текст здесь целиком. Нужно представить себе моего деда, как он сидел на диване, восьмидесятилетний хмурый старик, может, чуть расплывающийся, но еще очень аккуратный, не разваливающийся на части и без тени слабоумия во взгляде. Но уже и без страсти – иллюзий у него не осталось, только тоска по своей мужской силе да куча житейских советов, которые никому не нужны. Представить меня, тридцатилетнего, с четырехдневной щетиной, в узких, но не в обтяжку джинсах и вечной толстовке «Дикиз» с как бы выцветшим логотипом на груди. Стоящего у окна в Кемерове, глядя на Дворец культуры Кировского района с четвертого этажа. Морозная заснеженная улица, редкие люди в середине дня. Унылые остановки, редкие маршрутки, одинокие пассажиры. Ощущение безвременья, непонятно, восьмидесятые это, начало нулевых или нынешний, шестнадцатый год. Квартира чистая, ухоженная, скромная. Дед выключил телевизор, чтобы мне не мешал звук.