— Как объяснить тебе, — шепчет так тихо, чтобы никто не услышал, так, чтобы сама тишина не имела право узнать.

— Что вся моя жизнь зависит только от тебя, что я сам чуть не умер только от одной мысли, что тебя больше не будет рядом, — Эд плачет как маленький мальчик, вдыхает его слабый аромат.

Рука друга холодная, податливой плетью замирает в руке Эда. Сколько лет вместе, бок о бок, как и клялись тогда в холодном подвале. Парень цепляется мизинчиком за палец Сергея, дает волю своим чувствам. Он припадает к его запястью, целует, жмурит глубоко глаза, пытается вдохнуть жизнь, поделится своей силой. Эдуард сжимает губы, млеет от манящего прикосновения.

— Ты только живи, пожалуйста, постарайся, — шепчет в ладонь, как молитву. — Я сердце положу к твоим ногам, только живи. Погублю тысячи жизней ради одной твоей. Отвечу перед Богом за все твои грехи и больше никогда не подведу тебя. Я твой верный «Пес».

Эд открывает глаза, рассудок мутнеет от боли, страха и эмоций. Голова идет кругом, и парень проваливается в черную пропасть.

— Эд, — чей-то слабый голос как из-под толщи воды доносится до парня. Он цепляется за хриплый баритон плутает в темноте. Тело пушистой ватой не поддается, сопротивляется.

— Эд, — повторяется снова. Голос тянет такие знакомые звуки. Эдуард открывает глаза, ощущает холодный пол ладонями.

— Воды, — Сергей открывает и закрывает глаза, привыкает к солнечному свету.

Эд моментально приходит в себя, быстро поднимается на онемевших ногах. Громко ругается, путается в больничном халате и сбивает какие-то приборы.

— Эд, дружище, все хорошо? — переживает за него Сергей, смотрит бледными больными глазами.

Парень прячет взгляд, не смотрит в шоколадную пустоту. Скользит изможденным взглядом, бегает, не знает, на чем остановиться. Дверь, шкаф с вещами, небольшая ванная, стеллаж, диванчик, окно, пол, опять дверь. Он мотает головой от смущения, злится, хмурит брови и ругает себя за то, что ночью поддался порыву. Сломался под натиском страха и переживаний. Сможет ли он теперь, как и прежде, быть уверенным в себе? А главное, сможет ли сам Сергей доверять ему?

— Эд, что с тобой? — слабый голос пытается привлечь к себе внимание.

Парень собирается, возвращает лицу маску невозмутимости. Несколько раз пытается втянуть воздух носом. Хватается за эластичные бинты под распахнутым халатом и рваной рубашки. От неудобной позы на полу все тело как будто окоченело, а голова отказывается приходить в себя.

— Эд, с тобой все хорошо? Как себя чувствуешь? Ты в лице поменялся.

— Ты тут лежишь белый, как смерть, с дырой в груди, а еще умудряешься спрашивать, что со мной.

Эд неловко дергает уголки губ в улыбке, радуется неизменным порывам друга. Берет стакан с водой, опускает в него длинную коктейльную трубочку и подносит к Сергею. Мужчина приподнимается, выгибает шею, морщится от пронзающей его боли. Эдуард придерживает ему голову, бережно подносит трубочку к сухим губам.

— Попей чуть-чуть. Ну, не торопись, — контролирует. — Все, хватит, потом еще попьешь, — Эд ставит стакан на тумбочку. — Ты как себя чувствуешь? Болит? — он прикладывает руку к груди друга.

— Нет, все хорошо, помоги мне сесть, — просит Сергей, хочет поскорее влиться в реальность, выпутаться из липкой мути анестезии. Горло дерет, голос хрипит, иногда переходит на свист.

Друг поправляет подушку, нагибается к груди, не знает, как подступиться, где взять, дотронуться так, чтобы не было больно. Смотрит на белые бинты, замечает синие отметины. Фиолетово-багровые переливы покрывают большую часть тела. Разодранный пресс щедро смазан зеленкой. Эд ухмыляется, вспоминает руку мастера.

— Ты чего улыбаешься, там все так весело? — опускает свой взгляд Сергей, пытается рассмотреть, что же так повеселило друга.

— Ты похож на лягушонка, — дразнит его Эдуард. Прикрывает веки и мысленно благодарит Вселенную, что снова может слышать его голос. Обхватывает мужчину под грудь и очень аккуратно приподнимает на подушки.

— Как голова, не кружится? Не больно? — сыплет вопросами парень. — Я сейчас позову врача.

— Подожди, — хватает его за запястье Сергей, замечает порезы и окровавленные бинты. — Ты тоже пострадал? — тревожный голос забирается под кожу парня, находит пристанище и разносится током по телу в надежде, что ночной разговор не дошел до ушей друга. Сергей не должен узнать, какой Эдуард на самом деле. Что его бетонная стена дала трещину, поддалась слабостям и умеет чувствовать.

— Не молчи, рассказывай, — приказывает Сергей и с трудом натягивает одеяло выше. Игнорирует торчащую капельницу. — Я жду.

Эд вырывает руку, запястье ноет от сильной хватки. Возвращает себе самообладание. Неловкость улетучивается, и все сразу возвращается на свои места. Глаза Эда леденеют, в них появляется искусственная строгость. Этой ночью он просто очень сильно испугался. Признает свою слабость и запирает ее от посторонних глаз. Опять.

— Что ты хочешь узнать? — официальным тоном. — Я попал в аварию, когда ехал тебя встречать… — стискивает зубы от нарастающего гнева.

— Эд, я знаю, ты на меня злишься, — сдается Сергей, прикрывает глаза от прилива боли, ему больно говорить, а еще больнее видеть этот зеленый лед.

Парень отходит от кровати, садится на маленький диван напротив. Отодвигает подушку, на которой так и не поспал. Солнце проникает в палату, режет пол на четкие линии. Лучами ласкает синяки под глазами больного.

— Эд, прости, — продолжает он. — Ты же знаешь, что я дурак, — делает большие глаза, давит на жалость. — Но сейчас мне меньше всего хочется, чтобы ты злился на меня.

Искреннее раскаяние действует, как холодный душ. Парень вздыхает. А вот смысл теперь на него злиться?

— Да, ты дурак, и я еще выясню, чем ты там в Америке занимался и с кем, раз на тебя опять напали, — Эд наклоняется вперед всем телом, облокачивается на колени. Всем своим видом показывает недовольство. Ведет себя, как грозный старший брат.

— Или мне стоит спросить у тебя, что же все-таки там произошло?

Сергей под таким напором опускает руки, отводит виноватый взгляд, вспоминает ночь с Анной и свой наркотический угар. Молчит. Все слова разом застревают в глотке.

— Ну ясно, хорошо, — разочарованно. — Я все понял, — Эд обхватывает свою голову, лохматит волосы, вспоминает прикосновения врача, злится на услужливую память. Но почему-то именно это воспоминание успокаивает. — Сколько? — рычит он, голос как будто из-под толщи воды, не поднимает голову, боится увидеть всю правду в его глазах.

Сергей молчит, как бы он не хотел оставить все втайне, врать другу он все равно не сможет. Он знает Эда, тот сам может до всего докопаться, и что тогда будет?

— Один, — стыдливо признается.

— Сергей, — кричит Эд, потом понижает голос. — Не ври мне.

— Один, — уже четче, с обидой, что ему не