– А чья?

Я по второму разу наполнил стаканы.

– Моя – чья же еще? – Я залпом выпил и, поморщившись, закусил. – Я отдавал приказ, я и виноват во всем.

Коньяк был хорошим и совершенно не заслуживал такого обращения. Пить из стаканов, закусывая неподходящей закуской…

– Виноват, не виноват… какая разница погибшим?

– Никакой.

Северянин тоскливо вздохнул.

– Это уже который по счету мятеж ты подавляешь?

Сначала я налил себе еще коньяку, выпил и потом ответил:

– Не знаю. Давно со счета сбился. Север, восток, теперь вот Райхен…

– Какая у нас с тобой карьера похожая… – невесело рассмеялся Харальд. – У меня тоже север, потом восток, а теперь еще и Райхен.

Встретившись взглядом с Харальдом, я понял, что одной бутылки будет мало. А где вторая, там и третья. Мы пили, вспоминали былые времена. Как-то непринужденно разговор перешел на обсуждение Северной войны.

Это было последнее и самое массовое восстание племен северных варваров. Началось все с мести одного клана другому. Кто-то у кого-то увел жену, а тот не понял и зарубил обидчика топором, а потом еще и повесил его голову над дверью. Через месяц уже несколько крупных племенных союзов воевали.

А когда имперские войска попытались разнять воюющих, они просто начали воевать с нами. По-моему, им вообще все равно было, кого рубить – таких же варваров, как и они, наших солдат или мирных поселенцев.

Через полгода по всей Северной области бушевало восстание. Часть племен была на нашей стороне. На помощь Северной армии послали полки Западной, магов и волшебников. Поехал на войну и я, получив приказы сразу от Совета магов и императора.

После той войны я отказался от части своей силы. Харальд добровольно ушел в изгнание и навсегда покинул Северную область, а Лира отправилась за ним.

– Я ведь знал, что тут ошибка была! Знал ведь! – Харальд сжимал кулаки так, что от напряжения они побелели. – И все… испугался!

– Брось. Все мы ошибаемся… Я ведь тоже… зачем я ту деревню сжег? Там ведь мужиков почти не было. Так, бабы и дети…

Заливая давний стыд, мы допивали третью бутылку.

– Сколько лет уже прошло, – вздохнул я. – Бросай ты это самобичевание. Мертвых ты не вернешь, Харальд.

– И что делать? Жить дальше?! Те люди тоже жить хотели! Хельга… Хельга…

– Вот именно, жить дальше. Тогда, в том проклятом храме, ты сполна искупил свою вину.

– Нет, Маэл, – медленно произнес Харальд. – Этого я никогда не искуплю. Ни-ког-да! Здесь что? Подумаешь, лишний десяток бунтовщиков пристрелили. Ну да, с волшебниками неудобно получилось. Солдаты погибли, ну так такая у них доля, испокон веку погибали они. А тогда я просто взял и сжег деревню. Просто взял и убил людей, которых клялся защищать…

Да, тяжело Лире с ним. Столько лет жить с человеком, который такой груз на себе тащит. Женщины… что бы мы без вас делали?

– Не кори себя, Харальд, сын Эрика. Мертвым от этого не легче, а нам с тобой надо защищать тех, кто еще жив. Давай выпьем и спать пойдем.

Северянин кивнул, соглашаясь со мной. Мы выпили и пошли спать. Харальду я предложил лечь на диван, на котором спал Тирион. Он бесцеремонно подвинул алхимика и прямо в одежде лег поверх одеяла.

– Спал бы на полу, – недовольно буркнул парень, – будет сейчас храпеть и перегаром дышать.

– Молчать! Я старше по званию и вообще твой командир.

Тирион возмутился, но Харальд и в самом деле захрапел.

К удивлению некоторых обитателей дома, утром Харальд был совершенно трезв, и похмеляться его не тянуло. Он выпил кофе и уехал. Тирион и Арья этому не были удивлены, они помнили, что порой мы пили на востоке. Хороший коньяк после этого никаких проблем не доставит.

Я тоже чувствовал себя нормально. Так как магам напиваться очень опасно, нас чуть ли не с детства учат пить, не напиваясь, а все-таки напившись – контролировать себя.

Что удивило меня – так это общий тон высказываний в прессе, который оставался нейтральным. Во всех газетах осторожно писали, что хоть действия армии и привели к множеству жертв, они были необходимым злом. Либо журналисты поняли, что происходит, либо просто боятся того, что власть не будет с ними церемониться. И скорее второе, чем первое.

А вчерашней казни все предпочли не заметить. Словно бы ничего и не случилось.

Аврелий задумчиво прохаживался по кабинету. Я, сидя в кресле, медленно пил вино. Наверное, оно было вкусным, но сейчас я никак не мог отделаться от глупой мысли, что пью кровь.

– Сенат хочет не мытьем, так катаньем избавиться от тебя.

– Неудивительно, – пожал я плечами.

– Они давят на Верховный суд, требуют суда над тобой. Тебе надо исчезнуть на неделю.

– Куда именно? Или это не имеет значения?

– Имеет. На остров Санторин.

Было бы неплохо хоть немного отдохнуть там от политики, но…

– Туда только добираться неделю.

– Меньше. Быстрый крейсер или военный клипер доходят до Санторина за трое суток.

Император наконец перестал ходить по кабинету и сел в кресло.

– Я выбрал себе жену – Фелицию Серрано.

– Хм…

– Есть вопросы?

– Да. Почему она? Есть много других влиятельных дворянских кланов.

– Есть причины. Как ты должен знать, кроме западного, или коренного, дворянства в империи есть еще южное дворянство.

– Знаю, но они во внутреннюю политику империи предпочитают не вмешиваться, варясь в своем котле. Даже в Ассамблее дворян их нет, они делегируют свои полномочия райхенским дворянам в обмен на защиту своих интересов.

– Все так считают, но на деле южных дворян просто не пускают во власть. Их не признают ровней. – Император поднял лист с донесениями шпионов и зачитал из него пару фраз: – Как сказал недавно на одном приеме Карл Нирей: «Скорее тигр породнится с мышью, чем райхенские дворяне с южанами». Или, комментируя недавние слухи, что император ищет себе невесту среди знатных родов империи, Генрих Лайнбах заметил: «Ну, этим сыроедам точно ничего не светит».

– Я понял. Но среди южных кланов Серрано не самые влиятельные или богатые.

– Их знают все. Практически каждый мало-мальски состоятельный дворянский клан на юге империи ведет дела с Серрано. Через их остров идет поток товаров из колоний в метрополию и обратно.

– А еще сам остров…

– Да, а еще нам нужно удержать остров. Взгляни правде в глаза, Маэл, империя на грани краха. Если Серрано решат уйти, мы ничего не сможем с этим сделать, и страна рухнет.

– И ни слова о любви, – задумчиво произнес я.