живой крови. Бежать, только бежать без оглядки — таким было единственное его спасение. Превозмогая душивший его ужас, поручик мчался к холму, над которым повис огненный глаз луны. Внезапно он оступился и, цепляясь за острые ветви, полетел вниз, в овраг, преградивший ему путь. Упав на сырое холодную дно, он уже ничего не чувствовал. Мокрая грязь облепила его тело вязкой массой. Всё вокруг казалось простым кошмарным сном, но лишь очнуться от него было нельзя. Сердце замерло в груди, точно остановилось. Ужас, всё росший и росший в душе, наконец, достиг предела. Больше никакое сознание не могло его выдержать, и как раздувшийся мыльный пузырь, он, наконец, просто разлетелся на куски. Этот животный ужас всё ещё владел мыслями, но чувство страха, побуждавшее спасать себя, исчезло, а на его место пришла какая-то спокойная механическая ясность, какую обретает хирург, сделавший тысячи операций и привыкший к виду крови и мукам тех, кого он лечит.

Приподнявшись на локте, Александр увидел, как в его сторону по дну оврага, где он лежал, движется тёмное пятно. Приглядевшись, он смог различить несколько фигур. Это были всё те же мертвецы, шагавшие на зов невидимого хозяина. Один из них был облачён в ржавый панцирь и полусгнившие меха, возможно, это был некогда знатный вельможа, раз погребли его в столь богатом наряде. За собой он тащил старинный ржавый меч, с которым не разлучила его даже смерть. За ним шли ещё несколько мертвецов, одетых в старинные одежды. Они направлялись прямо к Александру. Не видя его, но чувствуя запах жизни, они спешили насытиться ей, они вожделели вкусить её. Поручик лежал неподвижно, не сводя глаз с этой компании. Всё ближе и ближе подходили они, и уже отвратительный запах мертвечины окутал всё вокруг, но Александр не двигался, и лишь смотрел, как само воплощение смерти шагает к нему на истлевших ногах. И вот они здесь, прямо над ним!

Подошедший первым мертвец, закованный в панцирь, склонился к Александру и протянул свою костлявую руку. В тот же миг, поручик вскочил на ноги, оттолкнув проклятые останки и, вырвав из мёртвой руки меч, он быстро нанёс им сокрушительный удар по мертвецу. Кости с чавканьем упали в мягкую грязь. И сразу же старинный клинок обрушился на других оживших мертвецов. Сталь, хоть и заржавела, была прекрасной, и восставшие трупы разлетались от ударов, будто соломенные куклы. Через минуту поручик стоял среди груды безжизненных костей и праха. Но медлить было нельзя. Не раздумывая, Александр бросился к подножью холма и стал карабкаться вверх, поминутно соскальзывая, раздирая руки о колючий кустарник, но упорно борясь за каждый дюйм своего пути. Перед ним уже не было ничего, кроме цели.

Меж тем, холм, на который он с таким трудом взбирался, был руинами древнего замка, возвышавшегося сотни лет назад над всей долиной. Башни и стены его были полуразрушены и осыпались, и на них вырос дикий дремучий лес. Корни кустарников, деревьев и трав обвили каждый камень, проникнув в самое сердце вековой кладки. Стены, которые не смогли пробить тараны и пушки, рассыпались под натиском природы. Но всё ещё эта грозная гора, покрытая лесом, казалась неприступной твердыней, лишь буйная растительность скрывала от людских глаз древнее каменное чудовище. Но как бывает яблоко красиво снаружи, когда сердцевина его давно прогнила, так и этот мрачный гигант лишь выглядел непоколебимой твердыней. Глубокие подземелья его давно размыли грунтовые воды, заполнившие все залы и казематы. Пустой внутри стоял этот дом отчаянья и страха, и лишь пронизывающие ветры стонали, витая меж арок и колонн исполинских залов. Запустенье и унылая разруха виднелись всюду, словно всякая тварь бежала этих мест. Даже сам воздух был отравлен запахом плесени. Чёрная гниль навсегда одела стены в траур, и лишь самые страшные для человека существа могли обитать в этом месте, ставшим воплощением ужаса, отчаянья и смерти на земле. И, тем не менее, среди этого мрака билось одно живое сердце.

Наталья медленно открыла глаза. Кровь бешено пульсировала по венам. Хотелось бежать из этого места, что было сил, хотелось кричать и биться, рыдая, точно вся скорбь мира наваливалась на любого, кто попадал сюда. Испуганно осматриваясь по сторонам, Наталья старалась припомнить хотя бы единую деталь того, как она здесь оказалась. Внезапно пред её взором чётко предстала картина бездны, куда увлекли её холодные руки, жесткие, словно отлитые из чугуна. Слёзы страха потекли по её щекам. Даже смерть в этом месте не могла стать облегчением горя, пропитавшего каждый камень, даже бессмертной душе не покинуть этой адовой клетки. Наталья хотела пошевелиться, но только тут заметила, что прикована к стене, и руки и ноги её держат старые ржавые кандалы, вмурованные в каменную кладку. Последние силы покинули её. Голова безвольно повисла, и горячие слёзы медленно капали на невидимые во тьме плиты пола. Оставалось лишь смириться и ждать.

Постепенно помещение, где находилась несчастная девушка, начало наполняться тусклым зеленоватым светом. Наталья сначала решила, что разум покидает её, но вокруг и в самом деле блуждали светящиеся огоньки. Вдруг, как по команде невидимого патрона, они слетелись в большие световые сгустки, и помещение оказалось освещено достаточно, чтобы можно было его рассмотреть. Большой, пустой и тёмный зал подземелья, несколько замурованных окошек под самым потолком. С каменного стрельчатого свода свисали длинные щупальца корней, проросших сквозь камень. Наталья почувствовала, что холод усилился, и, подняв голову, вскрикнула, чуть не лишившись чувств: прямо на неё из глубины залы смотрели два горящих, словно раскалённые угли, глаза. Нечто жуткое стояло там, в темноте, нечто, вышедшее из ада и принесшее на землю все его ужасы. Как каменная застыла она, обездвиженная овладевшим ею страхом.

Постепенно из кромешного мрака начал вырисовываться силуэт высокого мужчины. Он двигался прямо к ней, беззвучно, словно парил в воздухе. И сверкающие глаза, которые он не сводил с Натальи, разгорались всё ярче, и казалось, внутри него полыхало пламя. Светящиеся зеленоватые огни вдруг разом выхватили из тьмы его фигуру. Высокий и худой господин, похожий на опасную иглу. По чёрным волосам его у висков прошли две седые полосы. Кожу на лице его покрывали морщины и глубокие шрамы, и всё оно было мертвенным, следы разложившейся плоти не мог скрыть даже полумрак, царивший в зале. Лишь алые губы казались живыми на этом лице покойника, вызывая омерзение и дрожь, непрерывно пульсирующие, как две огромные пиявки. В ужасе, непостижимо ставшим ещё больше, Наталья увидела, как из-под этих губ выглядывают два длинных и острых, как у кобры, клыка.