времени: господи, да для меня и год назад – уже очень давно! К тому же, бывает ведь и так, согласитесь, что год пролетает как час, а час тянется как год. Другой раз, зная человека всего пять минут, вы будто всю жизнь с ним знакомы, а бывает и наоборот – вы всю жизнь с ним знакомы, а совсем его не знаете.

– К какой вере вы принадлежите? Вы католик? – продолжала спрашивать Джейн.

– Как вы догадались?

– Мой опекун не стал бы водиться с протестантом.

– Вы правы. Я католик, но благодаря нашей мудрой королеве теперь это не является преступлением. Не собираясь возвращаться в лоно католической церкви, Елизавета не преследует сторонников апостольской веры… Ведь королева не собирается возвращаться в лоно католической церкви? – Энтони посмотрел на Джейн.

– Полагаю, нет.

– Так я и думал, она похожа на своего отца, – пробормотал он.

– Что вы сказали?

– Нет, ничего.

– Да, мой опекун – католик, но я придерживаюсь евангелического вероисповедания, – с гордостью произнесла Джейн. – В этой вере меня крестили и в ней я воспитана. Быть может, опекун потому и невзлюбил меня, что я не католичка.

– Вы ошибаетесь, он вас любит, – возразил Энтони. – Если бы вы могли услышать, с какой теплотой и нежностью он отзывался о вас, вы бы сами поняли, что он вас любит.

Джейн недоверчиво покачала головой и промолчала.

– Однако оставим старика в покое, поговорим о нас, – Энтони взял ее руку в ладони и поднес к своим губам. – Джейн, милая Джейн, я полюбил вас с первого взгляда, с той самой минуты, когда впервые увидел вас во дворце.

– На Рождество три года назад? – с улыбкой переспросила Джейн, снова вспомнив сэра Роберта.

– Почему на Рождество три года назад? – удивился Энтони.

– Так просто, пришло в голову… Извините, я вас перебила.

– Во дворце тогда было много дам и девиц, но я видел лишь вас одну. Так бывает, когда вы входите в сад, где растет множество пышных цветов, но вы не можете отвести взор от одного цветка, который чем-то неуловимым тронул ваше сердце и заставил вас не замечать иных красот, кроме его нежной красоты. Так бывает, когда вы едете по горам и вдруг среди их великолепия попадаете в тихую скромную долину, которая неизъяснимым образом в одно мгновенье становится для вас самым желанным местом на земле. Так бывает, когда вы смотрите на небо, где в ночной синеве блещут тысячи звезд, но вы видите только одну, которая своим сиянием озаряет вашу душу и заставляет ее плакать от счастья.

О, Джейн, если бы я был поэтом, я написал бы для вас стихи, которые пылали бы от любви, как пылает сердце в моей груди; если бы я был музыкантом, я сочинил бы для вас песню о любви и сыграл бы мелодию к ней на струнах моей души; если бы я был художником, я написал бы ваш портрет, чтобы все люди смогли увидеть вас такой, какой вижу вас я! Они увидели бы ваши темные волосы и черные глаза, белоснежную кожу, тонкие линии лица, лебединую шею и стройный стан, – они поняли бы, что вас нельзя не полюбить. О, если бы я мог передать вам свои чувства! Они не выдуманные, они настоящие, и они зажгли бы любовь в вашем сердце! – вскричал Энтони.

– Вы это уже говорили. Прошу вас, будьте проще, не надо этого кривлянья, что принято сейчас среди джентльменов из числа придворных. Я выросла вдали от двора, мне такое поведение неприятно, – сказала Джейн. – Энтони, вы мне не безразличны, потому я принимаю ваши письма, прихожу на встречи с вами, но постарайтесь не разочаровывать меня, если хотите, чтобы я полюбила вас.

– Ваша искренность глубоко трогает меня, – Энтони поцеловал ей руку. – Я постараюсь заслужить вашу любовь.

– Будем молить Бога, чтобы он не оставил нас, – отвечала Джейн. – А теперь прощайте, мне пора возвращаться во дворец.

– Но позвольте и мне спросить вас: каким образом вам удалось стать приближенной королевы? – Энтони не отпускал руку Джейн. – По слухам, Елизавета в вас души не чает и доверяет вам свои интимные секреты.

– Ее величество слишком добра ко мне, – вздохнула Джейн. – Когда мой опекун привез меня ко двору, кто-то рассказал королеве о том, что я сирота и у меня нет ни одного родного человека на свете. Ее величество велела привести меня к ней, – как она сама потом призналась, собираясь подыскать мне достойного жениха, – но после разговора со мною внезапно переменила свое решение и оставила меня при себе. У королевы очень доброе сердце, какие бы мерзкие слухи не распространялись о ней.

– О, да, многие люди могли бы рассказать, как добра королева Елизавета, – жаль, что большинство из них уже покинуло этот мир, – прошептал Энтони.

– Что вы, милорд?

– Нет, ерунда. Не было, нет, и не будет в Англии лучшего монарха, чем Елизавета, – пусть Господь дарует ее долгие лета! – громко сказал он.

Часть 2. Тихий уголок

На берегу медленной реки стоял старый замок. Он как будто дремал среди покоя и тишины изумрудных лугов, покрытых редкими дубовыми рощами и кустами вереска. Замку было почти пятьсот лет: его построили после первого крестового похода, через двести лет после этого переделали, и больше не трогали. Его стены позеленели от времени и ото мха, пробивающегося сквозь трещины; на его башнях тонкие кривые деревца цеплялись за крошечные островки земли, нанесенной сюда ветром, но больше всего ему вредила сырость: в здешних местах часто выпадали густые туманы, а по ночам даже летом были заморозки.

От всепроникающей сырости не спасали ни камины, ни факелы, горевшие днем и ночью; для того чтобы спасти платья королевы от плесени, в гардеробной ставили железные жаровни с углями, но уголь тоже был сырым и поэтому в воздухе стоял чад и слышался отчетливый запах угарного газа. Служанки, одевавшие королеву, задыхались и кашляли, но Мария стойко переносила