Впрочем, в сальных взглядах подчиненных должного почитания и уважения было немного. Мужики открыто пялились на ее прелести. Порой Фаталии казалось, что ее власть держится лишь на ее округлостях.

Она усмехнулась, вспомнив, как некий Двуживущий, вышедший на арену Стадиона, начал было рассуждать о том, что полуголая пышная грудь не приносит ее обладательнице никакой пользы. Потом он все же понял, что ошибся. Но было поздно. Завлекательное колыхание отвлекло его во время боя, а у Фаталии, помимо прелестей, было и еще кое-что оголено…

— Чего вылупились? — рявкнула она на вояк. — Или бабу никогда не видели?

— Баб-то видели, — подал голос Рахат Шаромыжник. — Да ты на них не слишком похожа.

— А ты на мужика совсем не похож, — ответила ему Фаталия. — Но я же на тебя не пялюсь!

Бойцы одобрительно рассмеялись. Задирать Фаталию мало кто решался, все знали, что язык у нее острее меча, а кулак крепкий, как и ее забористая ругань.

— Ну так что вы тут за сход устроили?

— Беспокоимся мы, — сказал Погонщик Чайлен, выходя вперед. Сегодня он охранял спящего Танка, должно быть, он первым и заметил неладное.

— Не ваше дело беспокоиться! — Фаталия посмотрела на шалаш Двуживущего. Вроде бы, ничего необычного. — Рассказывай толком, что произошло.

Чайлен кивнул, подергал себя за бровь — этот жест выказывал его волнение.

— Я тут, значит, сидел, стерег Двуживущего…

— Стоял и охранял, — поправила его Фаталия.

— Ну да, сидел, стерег. А потом слышу — шебуршит что-то. Громко так, долго. Ну, там, в шалаше. Я, значит, говорю: «Эй!». Думаю, если Двуживущий проснулся, то он ответит, а если мышь там или крыса — то спугается, убежит… Не убежала, и он не ответил.

— Давай короче!

— Дык я короче! Я опять: «Эй!» А оно шебуршит и шебуршит, громче уже. Не выдержал я, заглянул. А там, значит, Двуживущий под одеялом шевелится, ворочается. Я его тронул, думал, может плохо ему… А одеяло и съехало! А там!.. — Чайлен дернул себя за бровь, вырвал несколько жестких волосков, похожих на короткую кабанью щетину, и удивленно на них уставился.

— Ну так что там? — спросила, хмурясь, Фаталия.

— Не знаю, — сказал Чайлен и пожал плечами. — Он там — другой… И он там — менялся…

— Как — другой? И что значит — менялся?

— Не знаю, — растерянно повторил Чайлен.

— Он как бы ворочался, — включился в разговор Лерик Оруженосец. — Но ни руками, ни ногами не шевелил. И сам не шевелился.

— Как это так?

— А вот так… А потом я увидел перстень у него на пальце. Большой такой, с драконьей головой.

— Ну и что?

— А то! Не было у него никого перстня, когда он спать ложился. Да и пальца этого не было.

— Как — не было?

— Точно говорю! Был он — человек человеком. А теперь кто? По семь пальцев у него на руках! Я сам видел!

Бойцы вновь зашумели.

— Оборотень! Как есть оборотень!

— Да нет же, не бывает таких оборотней!

— Много ты знаешь.

— Да уж побольше твоего…

— Тихо вы! — прикрикнула Фаталия. — Еще кто-нибудь что-нибудь видел?

— Ну я видел, — неохотно сказал Слас Кузнец. — Обувка на нем какая-то странная.

— Так ведь не было на нем обуви, когда он спать ложился! — выкрикнул Чайлен. — Вон, глядите, его сапоги сохнут.

Действительно, перед шалашом на помятом кусте можжевельника сушились легкие кожаные сапоги.

— А может вы надо мной шутки шутите? — строго спросила Фаталия.

— Да какие тут шутки.

— Ну, смотрите у меня! — Она подошла к самому шалашу, присела, отдернула закрывающую вход рогожу, вгляделась, прислушалась. И на четвереньках полезла под невысокую зеленую кровлю.

Она точно знала, куда сейчас смотрят ее подчиненные.

3

Танк лежал на боку.

Не двигался. Даже, кажется, не дышал.

Фаталия уже было уверилась, что ее разыграли, заставив опуститься на четвереньки, но тут она увидела руки Двуживущего.

У Танка было семь пальцев. На каждой руке.

И на каждом пальце было надето по три кольца…

— Ты проснулся? — Она осторожно дотронулась до него. — Ты меня слышишь?

Он не шевельнулся, не отозвался. Он спал, как обычно спят все Двуживущие, — мертво и бесчувственно.

Некоторое время Фаталия вглядывалась в бесстрастное лицо Танка, надеясь заметить трепет ресниц или тень сдерживаемой улыбки.

И она увидела — увидела нечто неожиданное и чудесное: на щеках и на лбу Двуживущего появились красные магические знаки — словно ожоги, оставленные незримым клеймом.

Фаталия тихо ругнулась и поползла назад, не сводя с Двуживущего глаз.

С Танком происходило что-то необычное. Он менялся.

Менялся во сне…

4

Фиве совсем не обязательно было идти к роднику — возле лагеря протекал чистый ручеек. И все же она решила немного прогуляться — ключевая вода была гораздо вкусней.

Но не только в воде было дело. Девушка просто хотела побыть одна — хотя бы недолго…

Едва заметная тропка вилась меж деревьев. Фива старалась идти рядом — она помнила наставления старшей сестры, да и сама понимала, что такая вот стежка наблюдательному человеку может рассказать многое. Ни к чему им сейчас внимание посторонних. Поблизости рыскают отряды Ордена Смерти, да и сам Белиал, наверное, присматривает за округой. Боятся они Богоборца, не хотят, чтоб он выбрался из проклятого Урочища…

Редкий лес насквозь просвечивался солнцем. Трепетали осины — каждый листик, словно маленький флаг. Негромко перешептывались молодые березки, знакомый дуб поскрипывал сплетшимися ветвями, дятел звонко барабанил по пустому еловому стволу…

Что-то долго уж нет Ирта и Горра. С каждым часом ожидание все тревожней. Все чаще возникает в разговорах тема: а что делать, если они не вернутся? И Двуживущий Танк спит — уже второй день без просыпу. Вдруг да и не очнется вовсе?..

Родник прятался в густой осоке, но найти его особого труда не составляло — журчание было слышно за десять шагов. Вырывающаяся из-под земли вода клокотала в неглубокой ямке, словно к котле; кишели, кружились на дне янтарные песчинки — за их движением можно было следить бесконечно.

Фива присела на большой плоский камень, поставила на землю котелок. Она никуда не спешила, ей было о чем подумать, и было, чем полюбоваться.

Но насладиться одиночеством ей не дали.

Какой-то неприятный звук, похожий на гудение комара, потревожил ее. Она повернула голову, приподнялась, пытаясь понять, откуда доносится шум.