Рия выскочила из машины и побежала к Леонарду. Склонившись над останками, она оцепенело смотрела на них, не в силах даже заплакать. Рот Эша чуть шевельнулся. И тут Рия забилась в тяжелых, захлебывающихся рыданиях, одновременно пытаясь яростно бороться с солдатами, пытавшимися схватить ее. Последнее, что она помнила, — как солдаты, подобрав части его тела, швырнули их в пламя горевшего дома.

Крестоносец Питер Колдер улучил момент, когда его напарник отвлекся, и ускользнул от него, скрывшись в темном переулке. Питер совершенно не задумывался, куда идет, и спустя некоторое время остановился и присел на ступеньку крыльца какого-то дома, прижав колени к груди. В ушах до сих пор стояли крики человека, которого допрашивал полковник Феррис. Колдер медленно поводил головой из стороны в сторону — молодой человек со взглядом старика и чужой кровью на рукавах. Не может быть, чтобы они вершили правое дело. Нет! Его позвали в священный и славный Крестовый поход — наказать грешников, которые украли могущественную реликвию самого Господа и эгоистично удерживали ее у себя. Ему сказали, что город кишит демонами и сверхъестественными существами и что если и предстоит повоевать, то совсем чуть-чуть. Так вот почему курс подготовки был таким тяжелым, вот почему их обучали стрельбе из всех видов оружия. Но никак не мог Колдер предположить, что оружие ему придется обратить против мирных жителей. Против невооруженных мужчин и женщин. Против детей.

Питер верил в дело крестоносцев всем сердцем и всей душой. Ему было необходимо, чтобы в ответ верили бы в него — так тонущий тянется к брошенной ему веревке, — и крестоносцы превосходно отвечали всем его требованиям. Из-за экономического спада он потерял работу, а следом — квартиру, когда не смог больше оплачивать ренту. В течение последующих месяцев он потерял все, и когда крестоносцы нашли его, он уже три недели жил на улицах и питался отходами. Крестоносцы приняли его и подарили цель жизни. Вернули ему гордость и дали ему дело, за которое надо бороться. Шанс стать героем, борясь с силами тьмы. Он поклялся чтить и защищать крестоносцев ценой своей жизни, и тогда он именно так и думал, но с тех пор, как началось вторжение в Шэдоуз-Фолл, ничего, кроме смерти и разрушения, Питер не видел, и это отвратило его.

Он видел, как убивали мужчин и женщин лишь только за то, что они возражали или просто стояли на пути. Он видел, как сжигали их дома, как уводили окровавленных и искалеченных людей на допрос. Никого и ничего, даже отдаленно напоминающего демона, он не видел. Эти люди никак не заслуживали подобного обращения, даже если они были нечестивцами. Поведение солдат выходило из-под контроля, они палили во все, что двигалось. То, что прежде называлось «операцией выявления и задержания», на деле обернулось кровавой баней, и никто ничего не собирался предпринимать, чтобы остановить ее. Хуже того, офицеры поощряли подчиненных на все более и более кровавый произвол. Врагами были нечестивцы, а посему было дозволено все — убийство, пытка, изнасилование. Солдаты помышляли только о борьбе, и, храни Всевышний, он, Питер, ощущал то же, что и все. Он поджигал дома, даже когда знал, что там оставались люди, он стрелял в спину убегавшим мужчинам и женщинам, когда те отказывались останавливаться. Это даже казалось забавным. Забавным до тех пор, пока Питер не сделал ошибку: он подошел достаточно близко, чтобы взглянуть им в лица. И они вдруг перестали быть грешниками и превратились в людей, и все у Питера в душе перевернулось.

Слава богу, он не убил ни одного ребенка. Кое-кто умудрился, но не он.

Колдеру захотелось убежать, спрятаться — и подумать. Остановиться и все тщательно обдумать. Так он и ушел от своих сослуживцев, когда они начали избивать их последнего пленника. Избивать просто так — разогрева ради и чтобы сделать его чуть сговорчивее перед допросом. Перед новой болью и новой кровью. Колдер хотел спасти пленника или как минимум уберечь его от истязаний, но не сомневался насчет того, что его братья во Христе сделают с ним самим, если их лишат любимой забавы. Издевательства над пленными подарило крестоносцам вкус крови, и теперь их уже не заботило, где и какими способами они кровь добудут.

И вот Питер бежал, чтобы остаться наедине с собой, хотя самовольная отлучка — серьезное нарушение устава. Само собой, долго он отсиживаться не собирался. Иначе его по возвращении расстреляют как дезертира. А список нарушений, подпадавших под расстрельную статью, у крестоносцев длинный. Нарушение устава — страшное дело. Офицеры крестоносцев подчинялись верховному главнокомандующему, а тот — непосредственно Господу Богу, так что нарушение устава являлось богохульством.

Колдер верил главнокомандующему. Верил Уильяму Ройсу всем сердцем и душой. Ройс спас его, когда в его душе не оставалось ничего, заслуживающего спасения. Нельзя сказать, что он совсем перестал верить, — он и сейчас готов был умереть за Уильяма Ройса. Просто он почувствовал, что не может больше лишать жизни других за Уильяма Ройса.

Питер услышал приближающиеся осторожные шаги и резко вскинул голову. Низенькая коренастая фигура вошла в проулок и направилась прямо к нему. Колдер схватил винтовку и вскочил. Его отлично натаскали: винтовка держала на мушке цель прежде, чем сам Питер осознал, что делает. Когда низенькая фигура попала в полосу света, дыхание у Питера перехватило: четырехфутовый плюшевый медвежонок с золотисто-медового цвета шерстью, в ярко-красных штанах и жилете и в длинном ярко-синем шарфе. Глазки у него были темные, необычайно смышленые и полные сострадания и всепрощения. Колдер опустил винтовку.

— Но… Я тебя знаю, — прошептал он. — Ты же плюшевый Мишка. Я мальчишкой зачитывался твоими приключениями. Что ты здесь делаешь?

— Люди перестали в меня верить, — ответил Мишка. — Город этот — место, куда приходят умирать мечты, приходят стареть игрушки. А ты здесь зачем?

— Не знаю. Я уже ничего не знаю. Верховный сказал, что город кишит нечестивцами и демонами…

— Нет тут никаких демонов, да и нечестивцев не так уж много. Ну вот я, например. Или другие необычные существа из книг. Мы здесь, потому что люди перестали верить в сказки про нас. И пока существуют такие места, как Шэдоуз-Фолл, ничего не потеряно. Мы все здесь, потому что хотим немного покоя на закате жизни.

— Ройс сказал, что вы смертельно опасны.

— Винтовка-то у тебя.

Колдер отшвырнул винтовку, нерешительно шагнул вперед, а затем упал на колени и обнял Мишку. Он зарылся лицом в густую золотистую шерсть медвежонка и зарыдал о своем забытом детстве и горькой судьбе. Мишка крепко сжимал его короткими сильными лапами, понимая все, прощая все, и впервые за долгое время Питер Колдер почувствовал на душе покой. Ведь, в конце концов, если ты не веришь в плюшевого медвежонка, в кого вообще ты способен верить?

Снова в переулке послышались шаги, и Питер с медвежонком разняли объятия. Колдер автоматически поискал взглядом отброшенную винтовку, но дотянуться до нее возможности не было. Мишка остался стоять и спокойно смотрел, как приближается незнакомец. Вот он вошел в полосу света, и сердце Колдера ёкнуло: высокий, сухопарый, с руками хирурга и в офицерской форме полковник Феррис, по-видимому, закончил допрос задержанного. Колдер сделал движение, чтобы встать между полковником и медвежонком, внезапно испугавшись, что Феррис просто пристрелит Мишку на месте как демона. Губы Ферриса скривила ледяная улыбка: