сухие травы, от аромата которых слегка кружилась голова. Резкий запах курений сбивал чутьё лучше любого табака. Быть может, это и отвлекло поджигателя?

Мысли Дженны прервала музыка, пробивающаяся сквозь гул негромких разговоров, смешки и жалобы детей. Хотя напев был грустным, услышав его, девушка не сдержала улыбки. Осторожно ступая между сидячих и лежачих, обходя столы и скамьи, она устремилась в сторону, откуда доносились звуки.

Певец устроился на полу у дальней стены и тихо наигрывал на гитаре. Устало ссутуленные плечи прикрывал залатанный шерстяной плащ. Тень от капюшона скрывала лицо так, что на виду оставалась лишь характерная козлиная бородка.

Дженна шла к музыканту, негромко вторя его мелодии. Некоторое время они пели вместе. Когда же мужчина умолк, они обменялись взглядами — и оба, не произнося ни слова, направились к дверям. Только выйдя на улицу и достигнув реки, певец остановился и обернулся к девушке.

— Индрик, — взволнованно произнесла Дженна. — Я искала тебя!

— Здравствуй, Дженна, — раздался из-под капюшона улыбчивый голос. — А я ждал тебя… Ждал там, где мы впервые встретились.

— Я так рада тебя видеть…

— Это взаимно, дорогая…

Мужчина и девушка приблизились к воде. Река Тауиль, несущая свои красноватые воды от Кадимских предгорий, поприветствовала их таинственным шёпотом.

— …Скажи, Индрик, а там в трактире — жители Маластины? — спросила Дженна. — Я сразу поняла это, однако меня смутило отсутствие лошадей. Разве кочевники не должны передвигаться верхом?

— Ох, Дженн… — вздохнул музыкант. — Прошлая зима забрала большую часть их народа. Лошадей же им пришлось съесть…

— Это… — Дженна нахмурилась. — Это печально. Из твоего рассказа в Ферихаль я поняла, что маластинцы идут на юг как захватчики, но в трактире я увидела сломленных, несчастных людей…

— Некоторые их племена и правда весьма агрессивны, — подтвердил музыкант. — Тем, кто пересёк Лемару, кривхайнцы дали отпор в районе Речи. Армии почти истребили друг друга, и я не успел помочь. Прочие племена двинулись по правому берегу Дондурмы, через Дахуд`хар. Брауни — мирный, гостеприимный и весьма терпеливый народец… Они не стали сражаться, но с готовностью предоставили незваным гостям прибежище в Изумрудных холмах. Люди же, которых ты видела в таверне, направляются к Доменийским равнинам…

— А как ты помогаешь им? — поинтересовалась чародейка. — Ты проводишь переговоры, заключаешь союзы между народами? Или же, как хранитель, ты творишь волшебство, чтобы примирить разные культуры?

— Я просто пою им, — ответил Индрик, похлопав по боку свою гитару. — Большего и не требуется. Остальное волшебство творят сами люди, — хранитель указал кивком головы на таверну. — Хозяева дали маластинцам кров и еду. Кого-то приютили ближайшие деревеньки. Кого-то отвергли… Кого-то и убили…

— Вот как, — хмыкнула Дженна. — Приятно слышать, что некоторым людям не чуждо милосердие…

— О, милая, ты заразилась у своего учителя нелюбовью к людям? — тихо рассмеялся Индрик. — Знай же, будь то Маластина, Кривхайн, Гиатайн, Ферихаль или любой другой мир, везде матери любят своих детей и готовы помочь таким же матерям. Всюду достойный воин оценит столь же достойного воина, умелый ремесленник восхитится работой умелого ремесленника, а пахарь уважит тяжёлый труд другого пахаря… Нужно только подтолкнуть их к этому, напомнить, кто мы… Мы, Дженна… Не они, а мы…

Девушка кивнула, тяжело вздохнув:

— Скажи, Индр, как же тогда выходит, что кто-то даёт приют чужакам, а кто-то истребляет собственный народ?

— Боль, — коротко ответил мужчина. — И на то, и на другое любое живое существо толкает боль…

— Но какая боль может подтолкнуть разумное существо к убийству детёныша? — разозлилась Дженна.

— Не спеши осуждать, — покачал головой Индр. — Осуждающий не имеет права судить.

— Судить?..

— …Осуждение — сила, лишающая чутья, — мужчина посмотрел на чародейку странно, пронзительно, будто читая её душу. — Не поняв и не простив, нельзя стать честным судьёй, нельзя объявлять приговор. В противном случае судья будет не лучше подсудимого, верно?

Дженна хотела было ответить, поспорить, возразить, но, глядя в янтарные глаза единорога, осеклась.

«Мика я, — всплыли в памяти слова. — Не обижай меня… Я заблудился… Где моя мама? Я хочу к мамочке…» — говорил прислужник богинки, прежде чем…

«…Я отведу тебя к маме», — ответила ему чародейка. А потом она обнажила меч.

Дженна вспомнила маленького Тонара в своих объятьях, его тепло, мягкость и запах детских волос. Она вспомнила жуткого лешего, на ветвях которого висели украденные богинкой дети… Ужас объял её сердце, горло свело судорогой. Дженна прижала ладонь к губам, сдерживая стон, и отвернулась.

Не жестокость богинки испугала её, не страх за Тонара, а собственное чувство отчаянья, пронзившее саму суть.

Дженна вдруг поняла, почему богинка крала детей. Она хотела стать матерью! Но не могла…

Как знать, если Дженна никогда не сможет прижать к себе своего ребёнка, никогда не ощутит его тепло, что станет с ней? Не превратится ли она от боли и тоски в такую же богинку?..

— …Не спеши осуждать и себя, — добавил Индр, пристально глядя на чародейку. — Красная со мной не согласилась бы, но я говорю тебе, Дженна: прежде чем убивать, нужно попытаться излечить… — Он умолк на некоторое время, а затем указал на брошенную у берега лодчонку: — Присядь, дорогая… Нам с тобой одной музыки не хватит, предстоит долгий разговор.

Музыкант устроился в лодке, лицом к воде. Дженна, оглушённая своими воспоминаниями, села рядом на краю судёнышка.

— Я хочу рассказать тебе одну историю, — начал певец. — Это история о несправедливости и одиночестве. Это история, которая может показаться тебе близкой…

— Слушаю, — прошептала Дженна.

— Случилось это в стародавние времена, когда боги ещё ходили по земле… У Зоара и его супруги Элемы было множество детей, которые стали воплощением их воли и наполнили жизнью сферы Сия. Однако природа Элемы была двойственной, и вышло так, что один из её сыновей родился с тёмной кожей. Хотя волосы его были точно пламя Зоара, а очи — дневная синь, посмотрев в лицо сыну, отец вспомнил о своём черноруком брате Марге… Объятый ревностью, Зоар потерял разум от гнева. Он велел убрать ребёнка с глаз долой и отрёкся от него. Как властелин огня, Зоар проклял дитя на вечную тьму! Он поклялся, что мальчик погибнет, если хоть один луч дневного светила прикоснётся к нему…

Дженна снова тяжело вздохнула и нахмурилась ещё сильнее. Индр продолжил:

— …Но сила младенца уже тогда была так велика, что по воле его в тот же миг случилось солнечное затмение. Свет померк, а всё живое в Сии обмерло от страха! Воспользовавшись этим временем, преисполненная горем и страхом Элема успела спрятать своё дитя подальше от солнечных лучей. Она укрыла ребёнка в пустынных Нижних царствах, куда в те дни не