Ну, пожалуйстааа - она подошла близко-близко, потянулась ко мне, как грациозная кошка, просящее заглядывая в глаза.

А я, завороженный, не смея разорвать зрительного контакта, склонил голову. Аня легко, очень осторожно, словно они у меня были из хрусталя, дотронулась подушечками пальцев до кончиков моих рожек. Рога асура невозможно сломать - я даже не почувствовал прикосновения. Смешная она.

А потом ее пальцы скользнули к основанию и нежно-нежно, почти невесомо очертили круг, касаясь кожи головы. О, Свет! Откуда она узнала, что у нас (у меня, в частности) здесь сосредоточена почти треть эрогенных точек всего организма?

У меня сначала чуть ноги не подкосились, затем тряхануло так, что перед глазами замельтешили звездочки... и неописуемое, граничащее с болью, наслаждение вдоль позвоночника, словно подсевшего на подобные «ласки» мазохиста, вытянули плетью. Мой хвост (как продолжение позвоночника) сам по себе, без всякой мозговой атаки с моей стороны (потому что мозг ненадолго отключился), обвил девичий стан, и я прижал Аньку к себе.

Насколько ее прикосновения пришлись мне по вкусу, она почувствовала тотчас. Ее глаза удивленно расширились и она попыталась меня отпихнуть. А я, как последний кретин, вжимался в нее все сильнее, понимая, что еще не время и уж точно, не место, и ничего не мог с собой поделать.

- Ты что, совсем одурел? - тихо прошипела Анька, больно ухватив меня за волосы, чтобы привести в чувство.

- Н-нет. - голос охрип, я покраснел и желал отмотать назад хотя бы эти пару минут.

- Иди, присядь, - она кивнула на свою кровать, кое-как извернувшись и расцарапав мои руки, чтоб они разжались на ее пояснице.

Волк и Ника деликатно отвернулись. Я добрел до кровати и сел, не в состоянии сдвинуть ноги вместе. Аня, все еще тяжело дыша, с каким-то странным выражением укоризны и приятного удивления на хитрой мордашке, подошла и сунула мне в руки подушку в виде большого сердечка с ручками, которая валялась у нее на кровати сверху покрывала.

Я пристроил подушку у себя на коленях, скрывая свой конфуз и, наконец, обрел способность шутить:

- Ты даришь мне свое сердце, радость моя?

Обернувшийся Волк покачал головой, выражая мимикой, что он, конечно, понимает мое состояние, но не ожидал, что я окажусь таким полудурком. Ника только фыркнула, оценив мой видок. Аня хотела ответить что-то резкое, но передумала:

- Я, пожалуй, тоже посмотрю на твое поведение. Поиграй пока в тряпочное. А то я девушка впечатлительная, с тонкой душевной организацией, и очень расстроюсь, если ты разобьешь мое живое сердечко. Я по пустякам расстраиваться не люблю.

Она насмешливо смотрела на меня, и в глазах было ожидание.

Да понял я уже, понял! Ты не такая, как мои девчонки, согласные на все и сразу. Придется мне разрабатывать новую стратегию и индивидуальный план долгосрочной осады.

Не знаю, сколько бы мы с Аней еще играли «в гляделки», мысленно спрашивая и отвечая друг другу. Я был уверен, что она поняла мою позицию и давала «добро». Только все с самого начала, как с чистого листа. Но такая игра мне даже нравилась. Она бросала мне вызов, и я его принимал. Вот только конкурентов я не потерплю. Какое-то чувство мне подсказывало, что будет не просто. Ну, а кому сейчас легко? Анхель жила по принципу: «Будь проще - и люди к тебе сами потянуться». Все это мило, но когда вокруг нее слишком много народу - мне это уже не нравится.

Хочу, чтобы все пространство вокруг нее заполнилось мною, чтобы она жила мыслями обо мне. Вот такой я собственник! Тьма соглашалась со мною. Нам нравилось новое развлечение. Мы хотели борьбы. Она сильнее разжигала желание подчинять, подчиняться, обладать... покорить и сдаться в сладкий плен...

Из ванной выполз Кирилл, слегка смущенный, но в приподнятом настроении:

- Девчонки, а у вас везде надписи такие прикольные? А вы видели? - обернулся он к нам с Волком.

Я вспомнил, что у них действительно подобающий плакатик, почти на все случаи: «Главное не добежать, а донести!» Проверено не только на мне.

- Видели, - подтвердил Волк.

- А на зеркале? - не унимался Кир.

- А что на зеркале? - заинтересовались мы.

- Там: «Не расстраивайся - другие не лучше».

Мы с Волком заржали:

- Ань, с похмелья, что ли, такая мысль пришла в голову?

- Спросонья, - неохотно отозвалась человечка, слегка насупившись, щечки покраснели.

Мне нравилось, когда она смущалась. Ее самоуверенность выводила меня из себя, а так хоть становилось понятно, она тоже «не железная»...

- На, держи свое лекарство, - протянула Аня какую-то мутную взвесь в прозрачном стакане сокурснику.

- Анхель, а ты точно на себе пробовала?

Аня кивнула. Ох, как я понимал его сомнения.

- Пей, уже, не бойся, - насмешливо подбодрила Вероника. - Хуже, чем сейчас, точно не будет.

Она и мне так говорила. Кажется, мы все, затаив дыхание, смотрели, как двигается кадык на шее Кирилла, когда он делал глотки. Девчонки с интересом. А мы с Волком с брезгливым сочувствием.

Он осилил. Даже не сильно морщился. Я прямо зауважал пацана. А потом он облизнул губы:

- Надо же, на вкус напоминает какой-то фрукт, - простодушно произнес он.

- Чё, правда? А мне тогда... - вот, черт! Сам чуть не проболтался.

Я поспешно заткнулся на полуслове. А Ника рассмеялась, вспомнив мою реакцию на свое пойло. Кажется, я в этой компании краснею чаще, чем за всю мою предыдущую жизнь. Я хотел разозлиться на подружку Волка, но не смог. Она меня и тогда «подопытным» называла. Надо было сразу насторожиться. Сам виноват. Правда, потом в самом деле полегчало. Наутро точно никакого похмелья не было. Только от стыда снова хотелось напиться до беспамятства.

- Ну, ладно, спасибо, Анхель, я пойду? - спросил Кирилл, слегка ожив, и уже с любопытством оглядывая комнату, в которой ни разу не был и вряд ли еще будет.

Его взгляд наткнулся на букет у Аниной кровати. Глаза удивленно расширились. Умный мальчик. Быстро сложил два плюс два и присвистнул:

- Так вот куда подевались цветочки с клумбы магини Тейлори. Агааа...

- Если ты никому не скажешь, - нашлась Ника, - то и мы промолчим о том, что у тебя...

- Могила! - стукнул он себя кулаком в грудь, радуясь, что Ника сама предложила компромисс и не надо униженно просить не трепаться.

- Ну, все, болезный, - я встал, все еще держа подушку в