О чем, дева, плачешь?

О чем слезы льешь? —

запел Головацкий, наблюдая мои страдания.

— Тебе хорошо смеяться, а у меня от этого проклятого лука скоро глаза повылезают.

— Ничего не повылезают. Чище будут. Лечебное же средство, — отозвался Шерудилло.

Заплакал и Вукович, твердый, ловкий и умный человек, поймавший так неожиданно опасного шпиона.

«Вот если бы я был таким хитрым, как он! Ведь сколько еще врагов шатается вокруг нас? А как их всех опознать, не имея опыта?»

…Думая так, я отворачивался от груды кружочков нарезанного лука. Тут Головацкий поднялся и стал по очереди накладывать в глиняную кринку, где раньше было молоко, то куски баранины, то кружочки лука, то дольки чеснока, то лавровый лист, пересыпая этот «винегрет» попеременно то черным перцем, то солью. Когда горшок наполнился, Толя вынул из кармана бутылочку с уксусом, откупорил ее острием ножа и вылил в мясо все содержимое.

— Полный порядок! — сказал он облегченно. — Конец первой серии. Королева лесов — Руфь Ролланд до окончания антракта остается висеть над пропастью. Пока мы будем купаться, все мясо основательно попреет, уксусом пропитается, и шашлык получится что надо!

— Ну, а кости куда? — спросила Наташа. — Видишь, сколько еще осталось на них мяса, говорила — надо меньше брать.

— Все пойдет в один трюм, Наташенька, — сказал Головацкий. — Командую парадом я! Ты возьми заверни их пока в газетку, положи в корзинку и подвесь вот на ту сосну, а то не ровен час собакевич какой бродячий ими полакомится.

Мы обломали низкие ветки на соседней сосне и подцепили на них горшок с шашлыком и корзину с костями.

Шерудилло первым полез в воду узкой речушки с крутыми, обрывистыми берегами. Достаточно было несколько раз взмахнуть руками, и уже был на другой стороне, там, где виднелся блокпост 67-го километра железнодорожного пути, ведущего в сторону Житомира. Сережа поплыл узким водным коридором вниз по течению, и вскоре к нему присоединились мы.

Поплавав немного, мы, удаляясь по очереди от места купания, стали отмывать дорожную пыль квадратным куском обычного стирального мыла. Наташа оказалась права. Волосы вобрали в себя столько паровозной гари и пыли, что вода вокруг сразу потемнела. Но зато как приятно было после расчесывать их — чистые, чуть скрипящие под ладонями, мягкие и шелковистые, и подставлять лучам солнца, выскочив на берег, прохладное тело, хорошо прошурованное мылом и прибрежной травой.

Не успел запылать костер на берегу, как Головацкий стал заготовлять шампуры из прямых и довольно крупных прутьев лозняка. Он сразу сдирал с шампуров кору, и оттого они становились гладкими и скользкими. Куски мокрого мяса хорошо насаживались на белые ровные прутья вперемежку с дольками лука и маленькими помидоринами. Трудно передать простыми словами, какой запах стал расползаться над рекой, когда угли прогорели и Головацкий расположил над ними на колышках пять тяжелых, нанизанных багровыми кусочками баранины самодельных шампуров. Как только мясо стало бледнеть, лук подрумяниваться, а на уголья упали первые капли бараньего жира, запахло очень вкусно.

Время от времени, размахивая Наташиной косынкой, Толя раздувал угасающие угли. Шашлыки из бледных стали розовыми, как бы загорая на глазах у всех. Жир, свертываясь каплями, с шипением стекал на уголья, а бока помидоров почернели и местами лопались, поливая томатным соком огненный под костра. Аромат жареного мяса и нарастающее шипение вызывали в наших молодых организмах, отощавших за годы гражданской войны, дьявольский аппетит.

— Помой баночку, Наташа, — распорядился Головацкий, переворачивая над огнем прутья с шашлыком.

Пока Наташа стоя полусогнувшись над крутым берегом Унавы, мыла осокой единственную нашу посудину, Вукович притащил поближе к костру бутыль с вином. Все это время, пока мы купались, бутыль охлаждалась под кустами, в маленьком заливчике, и сейчас на ее стекле выступили капельки росы. Шерудилло расстелил на лужайке два номера «Приазовского пролетария» и стал нарезать на них ломтями свежий белый хлеб. Тут же он разложил не пошедшие в дело помидоры.

— Прошу к столу, дорогие гости! — отходя от костра и в то же самое время торжественно показывая рукой на темно-коричневый шипящий шашлык, пригласил Головацкий. — Кельнеров у нас нет. Действуйте самостоятельно.

Мы сняли с рогаток шашлыки и, усевшись кружком на траве возле газетной скатерти, стали прямо зубами срывать с полуобгорелых, подрумянившихся прутьев сочные, пахнущие дымом и чесноком мягкие куски баранины.

Первые минуты челюсти наши работали в согласованном молчании.

Мы играли на шашлычных флейтах с таким азартом, как будто приехали из голодного края.

Я сразу понял, что никогда в жизни не ел более вкусного блюда!

Вукович налил полную консервную банку вином цвета выжатой спелой бузины и протянул ее Головацкому.

— В знак уважения и благодарности за превосходное кулинарное искусство! — сказал Вукович.

Толя хотел было передать вино Наташе, но она торопливо сказала:

— Без церемоний, Толенька! Ты заслужил первую чару. Это же прелесть, а не шашлык! Пальчики оближешь!

Осторожно, чтобы не наколоть губы об острые края консервной банки, Толя выпил мелкими глотками все вино, передал посуду Вуковичу и медленно сказал:

— Не знаю, друзья, кто что любит, но даже если бы меня послали вместо товарища Чичерина куда-нибудь за границу, то никакой званый обед у господина Штреземана я бы не променял на один такой шашлык. Вы представляете себе, какое мучение пришлось бы испытывать там, за столом, покрытым белоснежной скатертью? Лакеи важные-преважные дежурят у тебя за спиной, десятки всяких вилок, щипцов и прочих хватательных инструментов лежат перед тобою, и надо обязательно знать, как ими пользоваться. А ты сидишь во фраке, как обалдуй гороховый, и боишься прикоснуться к этим предметам западной цивилизации, чтобы не уронить своего достоинства. А то ли дело здесь? Без всяких жилетов и манишек на травке, у костра, свободно, привольно, одна жестяная банка, да и та ходит по кругу, а главное — вкусно-то как! Поглядите вот на Наташу, единственная леди наша сидит на травке, поджав под себя ноги по-турецки, и в ус не дует. Захотел руки помыть — речка рядом, и никого ты не эксплуатируешь, и дешево. Чего еще надо?

— Да, я Чичерину не завидую! — согласился с Толей, выпивая свою порцию вина, Шерудилло. — Очутись он здесь, сразу одежку бы снял и к нашему этому шашлыку тоже приобщился. И чувствовал бы себя свободно, зная, что порядочные люди его окружают, а не всякая там капиталистическая сволочь.

За сосновым лесом, мимо блокпоста 67, прогрохотал пассажирский поезд.

Вукович поглядел в сторону мелькающих над насыпью вагонов и