Однако замок и три его субтильные обитательницы обладали для меня неизъяснимым очарованием. Несмотря на неприятные мгновения, которые я испытала рядом с ними, как только я покинула их, как только вышла за стены замка, мне сразу же захотелось обратно, я поймала себя на том, что считаю часы до своего возвращения. Вроде бессмысленно, но разве в безумии есть смысл? Ведь я была без ума от сестер Блайт, теперь я это понимаю.

Когда тихий дождь застучал по карнизам фермерского дома, я свернулась клубочком на постельном покрывале, укутав ноги одеялом; я читала, клевала носом и размышляла, и к ужину мне стало намного легче. Вполне естественно, что Перси хочет уберечь Юнипер от боли, а потому резко остановила меня, когда я пригрозила вскрыть старые раны; с моей стороны было бесчувственно упомянуть Томаса Кэвилла, тем более что Юнипер дремала рядом. И все же пламенная реакция Перси подогрела мой интерес… Возможно, если мне повезет остаться наедине с Саффи, я что-нибудь разузнаю? Казалось, она не против, даже стремится помочь в моем исследовании.

Исследование, которое отныне сулило редкий и исключительный доступ к тетрадям Раймонда Блайта. Даже оттого что я просто прошептала эти слова, по моему позвоночнику пробежала рябь восторга. Я перекатилась на спину, взволнованная до кончиков пальцев, и уставилась в потолок с перекрещенными балками, воображая тот миг, когда наконец загляну в мысли писателя.

Я поела за отдельным столиком в уютной столовой миссис Кенар. В комнате жарко пахло тушеными овощами, поданными к ужину; в камине трещал огонь. На улице набирал силу ветер, позвякивая оконными стеклами, в основном осторожно, но порой и более резко, порывами, и я не впервые подумала, какое это неподдельное и простое удовольствие — иметь кров и пищу, когда по всему миру растекается холод и беззвездная тьма.

Когда я принесла свои записи, чтобы начать работу над статьей о Раймонде Блайте, мои мысли отказывались вести себя как следует и постоянно возвращались к его дочерям. Наверное, все дело в том, что они — сестры; меня пленяла запутанная паутина любви, долга и обид, которая связывала их вместе. Взгляды, которыми они обменивались; сложное равновесие сил, установившееся за десятилетия; игры, в которые мне не суждено играть, с правилами, которые мне не суждено понять до конца. Возможно, ключ скрывался именно в этом: они были настолько естественным сплавом, что по сравнению с ними я ощущала себя безнадежно одинокой. Глядя на них, я остро и болезненно сознавала, чего лишена.

— Удачный день?

Подняв глаза, я увидела над собой миссис Кенар.

— И завтра, полагаю, ожидается еще один? — спросила она.

— Утром я увижу рабочие тетради Раймонда Блайта.

Я не удержалась; волнение распирало меня, и признание невольно слетело с языка.

Миссис Кенар была смущена, но приятно.

— Просто чудесно, дорогая… вы не возражаете, если я?..

Она похлопала по стулу напротив.

— Да, конечно, садитесь.

Миссис Кенар села, грузно пыхтя, устроилась за столом и прижала ладонь к животу.

— Ну вот, теперь намного лучше. Весь день сбивалась с ног… — Она кивнула на мои записи. — Смотрю, вы тоже заработались допоздна.

— Пытаюсь. Но постоянно отвлекаюсь.

— Вот как? — Она выгнула брови. — Из-за какого-нибудь красавчика?

— Что-то вроде того. Миссис Кенар, мне, случайно, не звонили сегодня?

— Звонили? Нет, не припомню. А должны были? Тот парень, о котором вы замечтались? — Ее глаза вспыхнули. — Возможно, ваш издатель?

Она исполнилась такой надежды, что мне было очень жаль ее разочаровывать. И все же я ответила:

— Моя мама вообще-то. Я надеялась, что она заглянет сюда.

Особенно сильный порыв ветра загремел оконными задвижками, и я поежилась, больше от удовольствия, чем от холода. В тот вечер в воздухе было что-то разлито, что-то бодрящее. Мы с миссис Кенар остались в столовой вдвоем. Огонь подточил полено в камине, отчего оно мерцало алым, время от времени с треском лопаясь и рассыпая золотые искры по кирпичам. То ли все дело было в теплой и дымной комнате, ее контрасте с сыростью и ветром на улице, то ли в реакции на всепроникающую атмосферу семейных уз и тайн, с которой я столкнулась в замке, или даже в простом внезапном желании нормально поговорить с другим человеческим существом — как бы то ни было, у меня развязался язык. Закрыв тетрадь и отодвинув ее в сторону, я сообщила:

— Моя мама была сюда эвакуирована. Во время войны.

— В деревню?

— В замок.

— Нет! Не может быть! Жила там с сестрами?

Я кивнула, непомерно польщенная ее реакцией. И в то же время настороженная, поскольку тихий голосок справедливости шептал, что мое удовольствие проистекает из собственнического чувства, возникшего вследствие маминой связи с Майлдерхерстом. Собственнического чувства, которое абсолютно неуместно и которое я до сих пор скрывала от самих мисс Блайт.

— Боже правый! — Миссис Кенар сложила кончики пальцев щепотью. — Сколько историй у нее должно быть! Голова идет кругом…

— Вообще-то у меня с собой ее военный дневник…

— Военный дневник?

— Дневник, который она вела в то время. Записки о том, что она чувствовала, с кем встречалась, о самом замке.

— Тогда в нем, наверное, упомянута и моя мама, — гордо выпрямилась миссис Кенар.

Пришла очередь моему изумлению.

— Ваша мама?

— Она работала в замке. Сначала горничной, когда ей было шестнадцать, но со временем доросла до экономки. Люси Роджерс, хотя тогда ее фамилия была Миддлтон.

— Люси Миддлтон, — медленно произнесла я, пытаясь вспомнить, писала ли мама о ней в дневнике. — По-моему, это имя мне не встречалось, нужно проверить.

Плечи миссис Кенар немного поникли под грузом разочарования; испытав личную ответственность за это, я попробовала как-то исправить положение.

— Видите ли, она почти ничего мне не рассказывала, я узнала об ее эвакуации совсем недавно.

И я немедленно пожалела о своем болтливом языке. Прозвучавшие слова заставили меня более остро осознать, насколько странно, что мама хранила это в тайне; я почувствовала себя виноватой, словно мамино молчание было вызвано моей собственной ошибкой, и еще глупой, потому что, будь я чуть более осмотрительной, не стремись так завоевать интерес миссис Кенар, я не оказалась бы в затруднительном положении. Я приготовилась к худшему, однако миссис Кенар удивила меня. Она понимающе кивнула, наклонилась чуть ближе и прошептала:

— Родители и их секреты, да?

— Да.

Кусочек угля подскочил в камине. Миссис Кенар подняла палец в знак того, что вернется через минутку; она вылезла из-за стола и исчезла за потайной дверью в обклеенной обоями стене.

Дождь тихонько стучал в деревянную дверь, наполнял пруд на улице. Я стиснула руки и поднесла их к губам, словно в молитве, прежде чем прижаться щекой к нагретой камином тыльной стороне ладони.