На страшном слове ее голос осекся, глаза заглянули в мои и обнаружили в них равный ужас. Она скомкала в кулаке белый платочек. Я очень осторожно коснулась ее плеча и промолвила:

— Мне так жаль.

Саффи дрожала от злости и горя.

— Мы были решительно против; я не желала об этом и слышать. Я бы ни за что не позволила отнять у меня сестру. Перси побеседовала с врачом, объяснила, что в замке Майлдерхерст так не поступают, что семья Блайт сама заботится о своих членах. В конце концов он согласился… Перси может быть весьма убедительна… но врач настоял на более сильных лекарствах для Юнипер.

Она впилась накрашенными ногтями в свои бедра, словно кошка, сбрасывая напряжение, и я увидела в ее лице нечто, чего не замечала прежде. Она была кротким близнецом, покорным близнецом, но в ней скрывалась и сила. Когда дело касалось Юнипер, когда ей приходилось бороться за свою любимую младшую сестру, Саффи Блайт становилась тверда, как кремень. Следующие ее фразы вылетели, словно пар из кипящего чайника, так жарко они обжигали:

— Лучше бы она не ездила в Лондон, не знакомилась с тем парнем. Больше всего в жизни я сожалею о том, что она уехала. После этого все рухнуло. Ничто не осталось прежним; ни для одной из нас.

И тогда я начала прозревать, с какой целью она поделилась со мной, почему думала, что это поможет оправдать резкость Перси, — ночь, когда Томас Кэвилл не явился, навсегда изменила всех троих.

— Перси, — произнесла я, и Саффи чуть заметно кивнула. — Перси стала другой?

В коридоре раздался шум, размеренная поступь, безошибочно узнаваемый стук трости Перси; словно она услышала свое имя, интуитивно почувствовала, что о ней ведут недозволенные речи.

Когда Перси возникла в дверях, Саффи оперлась о ручку дивана и поднялась.

— Эдит только что приехала, — быстро сообщила она и указала на меня рукой с зажатым платочком. — Я рассказывала ей о бедняжке Бруно.

Перси перевела взгляд с меня, сидящей на диване, на Саффи, стоящей рядом со мной.

— Ты дозвонилась до молодого человека? — спросила Саффи; ее голос немного дрожал.

Короткий кивок.

— Он едет. Встречу его у передней двери; посоветую, где лучше искать.

— Да, — отозвалась Саффи, — хорошо. Хорошо.

— Потом я отведу мисс Берчилл вниз, — ответила Перси на мой непрозвучавший вопрос. — В архивную. Как обещала.

Я улыбнулась, а Перси, вместо того чтобы продолжить поиски Бруно, как я ожидала, вошла в гостиную и встала у окна. Она демонстративно осмотрела деревянную раму, поскребла пятнышко на стекле, наклонившись ближе, но было очевидно, что импровизированная инспекция — всего лишь уловка, чтобы находиться в комнате с нами. Я поняла, что Саффи была права. Перси Блайт почему-то не желала оставлять меня наедине со своей сестрой-близнецом, и ко мне вернулись вчерашние подозрения, что Перси беспокоится, как бы Саффи не сболтнула лишнего. Власть Перси над сестрами завораживала, интриговала меня; тихий голосок в моей голове призывал к благоразумию, но тем сильнее мне хотелось услышать окончание истории Саффи.

Последовавшие минут пять, в течение которых мы с Саффи вели светскую беседу, а Перси изучала стекло и ковыряла пыльный подоконник, показались мне самыми длинными в жизни. Наконец я с облегчением заслышала приближающийся рев автомобильного мотора. Мы дружно перестали притворяться и молча застыли на месте.

Машина подъехала совсем близко и остановилась. Увесисто лязгнула автомобильная дверца. Перси выдохнула:

— Это Натан.

— Да, — согласилась Саффи.

— Вернусь через пять минут.

И Перси наконец ушла. Саффи ждала, и только когда шаги сестры окончательно стихли, вздохнула коротко, всего один раз, и посмотрела на меня. Она улыбнулась, и я прочла в ее улыбке извинение и неловкость. Когда она вернулась к рассказу, в ее голосе появилась новая решимость.

— Наверное, вы и сами догадались, — начала она, — что Перси из нас самая сильная. Она всегда считала себя нашей защитницей, даже в детстве. Как правило, я была этому рада. Немалая удача — иметь бойца на своей стороне.

Я невольно заметила, что она потирает пальцы друг о друга и бросает взгляды в сторону двери.

— Но, полагаю, не всегда, — возразила я.

— Да. Не всегда. Как для меня, так и для нее. Эта черта характера всю жизнь давила на нее тяжким грузом, в особенности когда Юнипер… после того, как это случилось. Мы обе восприняли это тяжело, Юнипер была нашей малюткой сестрой и до сих пор остается нашей малюткой сестрой, и видеть ее в таком состоянии… — Саффи говорила и трясла головой. — Это невыразимо тяжело. Но Перси… — Саффи уставилась в пространство над моей головой, как будто надеялась найти там нужные слова, чтобы все объяснить. — После этого характер Перси окончательно испортился. Она и прежде была не сахар… моя сестра принадлежала к тем женщинам, которые во время войны обрели цель жизни, и когда бомбы перестали падать, когда Гитлер обратил свои взоры к России, она была изрядно разочарована… однако после того вечера все изменилось. Она восприняла предательство молодого человека как личное оскорбление.

Любопытный поворот.

— Почему же?

— Странно, не правда ли? Как будто ее мучило чувство вины. Разумеется, она ни при чем, и никакие ее поступки не могли бы предотвратить случившегося. Но это же Перси; она винила себя, потому что Перси всегда винит себя. Одна из нас страдала, и она ничего не могла поделать. — Саффи вздохнула и несколько раз сложила платок, превратив его в маленький опрятный треугольник. — Полагаю, именно поэтому я решила поделиться с вами, хотя, боюсь, у меня плохо получилось. Просто поймите: Перси — хороший человек, и, несмотря на то как она себя ведет, какой кажется, у нее доброе сердце.

Для Саффи явно было важно, чтобы я не думала дурно о ее сестре-близнеце, и потому я улыбнулась в ответ. Однако в ее истории концы не сходились с концами.

— Но почему, — спросила я, — почему ее мучило чувство вины? Она была с ним знакома? Они прежде встречались?

— Нет, никогда. — Саффи искательно взглянула на меня. — Он жил в Лондоне; там они с Юнипер и познакомились. Перси не бывала в Лондоне с начала войны.

Я кивала и в то же время думала о мамином дневнике, о записи, в которой она упомянула, что ее учитель, Томас Кэвилл, навестил ее в Майлдерхерсте в сентябре 1939 года. В тот день Юнипер Блайт впервые столкнулась с человеком, которого затем полюбила. Перси могла не ездить в Лондон, у нее были все шансы встретить Томаса Кэвилла здесь, в Кенте. Хотя Саффи, совершенно очевидно, с ним не встречалась.

В комнату пробрался холодный сквозняк, и Саффи поплотнее запахнула кардиган. Я заметила, что она зарумянилась, кожа на ее ключицах покраснела; она сожалела, что сказала слишком много, и старалась быстро замести свои неосторожные фразы обратно под ковер.

— Я только хочу сказать, что Перси восприняла это очень тяжело, что это изменило ее. Я даже обрадовалась, когда немцы начали использовать самолеты-снаряды и «Фау-два», потому что у нее появился новый повод для беспокойства. — Саффи фальшиво засмеялась. — Иногда мне кажется, что она была бы счастливее всего, если бы война так и не закончилась.