На этот раз Магомед был в сознании. Он лежал в желтоватых от старости простынях, и его руки были похожи на клешни рака-отшельника: худая – слева, раздувшая от гипса – справа. Черные, как копирка, глаза равнодушно глядели в беленый потолок, и жилистая шея торчала из расстегнутого ворота полосатой пижамы. Возле больного хлопотал врач. При виде Кирилла он приветливо улыбнулся.

– Познакомься, Магомед, – сказал он, – это Кирилл Водров. Следователь из Москвы. То т самый, который спас тебе жизнь.

Черные глаза перестали глядеть в потолок и глянули на Кирилла, и Водров поразился, насколько знание о человеке меняет взгляд на этого человека. Неделю назад Кирилл видел перед собой беспомощного, сломанного жизнью, рано поседевшего мужика, который в порыве отчаяния совершил глупое и страшное преступление, за которое с него стребуют еще более страшную цену. Теперь он видел седого волка. Человека, защищавшего Грозный в январе 95-го и бравшего его в августе 96-го. Человека, ушедшего по снегу из Первомайки и уцелевшего в аду роддома.

Этот человек выжил там, где сам Кирилл никогда бы не выжил, и Кириллу следовало учесть, что в схватке один на один оправившийся от побоев фанатик, несмотря на гипсовую клешню и простреленный бок, скорее всего, возьмет над москвичом верх.

Между тем врач прочел что-то в глазах Кирилла, и обеспокоенно перевел взгляд с федерала на стоявших за ним громил.

– Выпишите его, – сказал Кирилл, – мы его увозим.

– Но…

– Заберите его, – приказал Кирилл.

Он поразился тому, с какой готовностью выдернули раненого из постели. Один из ментов бросил его на колени, и врач закричал:

– Вы не можете! У него сложный перелом!

В следующую секунду наручники защелнулись за спиной арестанта, и Кирилл увидел его глаза. Они были стеклянные, как у чучела. С губ пленника не сорвалось ни единого стона. Взгляд врача окатил Кирилла, как ушат помоев.

– Погодите! – вдруг отчаянно вскричал врач, – хоть куртку-то ему, хоть одежду дайте!

Арестант был босой, в полосатой пижамке, с трудом сходившейся на груди, с рукавами, кончавшимися чуть выше локтей. На дворе было пятнадцать градусов, но, конечно, в пижамке было холодновато. Врач метнулся куда-то в коридор и через секунду вернулся с коричневой замшевой курткой. Судя по ключам и свернутой пачке рублей, которые он вытряхнул на стол, куртка была его собственная. Врач бросил ключи в карман, а с деньгами как-то замялся. Видимо, он понимал, что у арестованного их отберут, а московскому следователю они как-то не по чину.

– Оставь деньги себе, – сказал Кирилл, – они ему не пригодятся.

Врач накинул арестованному куртку на плечи. Менты подхватили его под локти и повели вниз. Кирилл повернулся, чтобы идти за ними, и врач сказал ему в спину вполголоса:

– Вы знаете, Кирилл Владимирович, чем отличается Кавказ от Москвы? Здесь о людях судят по поступкам, а не по телевизору. А любой поступок взлетает мухой и приземляется слоном. О вас очень хорошо говорили последний месяц. Когда-то так же хорошо говорили и о Панкове.

Кирилл молча вышел в коридор.

* * *

Отлет правительственной делегации в Бештой был назначен на десять, и все поехали ее провожать. Поехал в аэропорт и Сапарчи Телаев, однако его ждала неприятность. Когда он доехал до вип-зала и пересел со своего единственного в мире «Хаммера» с ручным управлением в инвалидное кресло, ФСО и охрана Гамзата отказались пускать его к вертолетам.

– Вам нельзя на поле, – сказал начальник охраны Ахмед.

Смуглое лицо Сапарчи слегка побледнело, и он положил руку на подлокотник своего кресла совершенно тем же жестом, которым ковбои клали руку на кобуру.

– Что ты гонишь? – сказал глава государственного акционерного общества «Авартрансфлот».

Ахмед слегка поклонился Сапарчи и сказал:

– У нас сегодня повышенные меры безопасности. Мы не можем пропустить на взлетку ничего, на что реагирует металлоискатель. Можете оставить коляску и пройти на поле, Сапарчи Ахмедович.

Сапарчи растерялся и не знал, что делать. Давным-давно в такой же ситуации он пошел домой, взял оружие и застрелил обидчика. Но с той поры прошло сорок лет, и к тому же при той давней истории не присутствовали офицеры ФСО. Сапарчи тонко чувствовал культурные различия и понимал, что перестрелка на глазах офицеров ФСО не поднимет его авторитет перед вице-премьером.

Сапарчи заколебался, и в эту секунду в вип-зале появился Гамзат Асланов, провожавший вице-премьера. Все присутствовавшие вскочили со своих мест; кто бросился к Гамзату, чтобы пожать ему руку, кто просто начал аплодировать. И тут Гамзат повернулся к Сапарчи; а глава «Авартрансфлота», разумеется, остался сидеть, как сидел, в своем инвалидном кресле. Гамзат пристально поглядел на главу лакской оппозиции, а потом усмехнулся и сказал:

– Эй, Сапарчи! Посмотри, все стоят, один ты сидишь! Или ты боишься встать, чтобы у тебя не вывалился памперс?

Краска сбежала со смуглого лица Сапарчи Телаева, и все присутствующие застыли. А Гамзат развернулся и вышел на летное поле, прямо через арку металлоискателя, придерживая рукой оттопыривающийся белый пиджак, так, чтобы все видели рукоять золотого «стечкина» с надписью из Корана.

За ним следовала его охрана.

* * *

В десять с небольшим черная «Ауди» Кирилла въехала в гараж особняка, занятого Чрезвычайным Комитетом. Пленник сидел сзади между двумя ментами, как котлета, зажатая в гамбургере. Кирилл вылез с пассажирского сиденья, а менты вытащили пленника. Водитель – его, кажется, звали Игорь, – тоже вышел из машины и достал сигареты.

– Куда его? – спросил один из ментов.

– В багажник, – ответил Кирилл.

На лице мента изобразилось легкое недоумение. Он переглянулся со своим товарищем и спросил:

– А мы?

– Хочешь составить компанию? – усмехнулся Кирилл, – прошу.

На квадратной будке мента отразилась усиленная работа мысли, и он поспешно шагнул назад. В республике никто, кроме отморозков из Бештоя-10, не любил участвовать в операциях под названием «вывезти в лес». Ментов стреляли не только ваххабиты. Как показал пример человека, который стоял перед ними в полосатой пижамке, в этих местах в мента мог выстрелить даже самый обычный человек. Те люди, которые без маски вырывали заключенным ногти или развлекались с паяльником, кончали плохо. Весь прошлый состав шестого отдела работал без маски, и за полтора года никого из них не осталось в живых.

Эти двое знали, что таблички «только для ваххабитов» на них нет. А у лоха, который на глазах у всех палит в мента только потому, что тот послал его по матушке, могут быть очень вредные родственники.

Пленника закинули в багажник, и менты поспешно ушли.

Кирилл еще некоторое время стоял в гараже, докуривая сигарету. Потом он сел за руль и завел мотор.