Эстер не сводила с детектива глаз, все больше проникаясь сознанием величия того, о чем он говорил, и размерами возможной катастрофы.

– То же самое и со словом! – продолжал Монк с лицом, пылающим от возбуждения. – Слова – это средство нашего общения. То, что возвысило человека над животными. Мы обладаем способностью думать, формулировать свои идеи, с помощью письма передавать их из одного края земли на другой, от поколения к поколению. Оскверните наши взаимоотношения лестью и фальшью, а наши слова – ложью, пропагандой, самовольной подменой их значения, попробуйте спекулировать их смыслом, и мы утратим связь друг с другом! Каждый из нас окажется в одиночестве. Все рухнет. Мы неизбежно погрязнем в трясине лицемерия. Подлог, продажность и предательство – вот настоящие грехи волка. – Он умолк, глядя на девушку так, словно только что осознал ее присутствие.

– Волка? – переспросила она. – Что это значит? Почему волка?

– Последний круг ада, – внятно произнес Уильям, четко выговаривая каждое слово. – Глубочайшая из всех бездн. Это Данте. Три великих круга ада: круг леопарда, круг льва и круг волка.

– Вы помните, где прочли это и кто вас этому учил? – еле слышно спросила Эстер.

Монк так долго не отвечал, что ей показалось, будто он ее не расслышал.

– Нет… – Он вздрогнул. – Не помню… Пытаюсь вспомнить, но безуспешно. Я даже вообще не подозревал, что знаю это, пока не начал думать о подделке. Я… – Чуть пожав плечами, он отвернулся. – Мы узнаем в этой жизни все, что нам суждено узнать. Быть может, в этом причина убийства Мэри. Каким-то образом она узнала тайну этой комнаты, и они были вынуждены заставить ее молчать.

– Кто они? Который из них?

– Бог знает! Возможно, Квинлен. А может быть, ей было кое-что известно уже давно. Выяснять это – дело полиции. Пошли. Больше мы здесь ничего не найдем. – Сыщик взял фонарь и направился к тому месту, откуда они вошли. Ему потребовалось какое-то время, чтобы отыскать эту дверь, потому что плита опять оказалась задвинутой. – Черт! – раздраженно проговорил он. – Могу поклясться, что оставил ее открытой.

– Так и было, – отозвалась Эстер из-за его плеча. – Раз она закрылась сама, значит, она свободно двигается на петлях. Следовательно, мы можем открыть ее отсюда.

– Конечно, можем! – огрызнулся Монк. – Только как? Подержите фонарь. – Он стал ощупывать пальцами стену, обследуя каждый дюйм, и минуты через три нашел задвижку. Она была не спрятана, а просто находилась в неожиданном месте. – Ага! – Удовлетворенно пробормотал детектив, с силой нажимая на нее. Но она не поддавалась. Он нажал сильнее.

– Застряла? – нахмурившись, спросила сиделка.

Уильям еще раза три попытался открыть задвижку, но в конце концов вынужден был признать:

– Нет. Думаю, она заперта.

– Не может быть! Если она просто захлопывается, как же Квинлен выбирался отсюда? Невероятно, чтобы, работая здесь, он не имел возможности выйти, когда пожелает! А вдруг ему… понадобилось бы?

Медленно обернувшись, Монк взглянул на девушку с той прямотой, которая так часто ощущалась в их отношениях:

– Не думаю, что она захлопнулась сама. Скорее нас специально заперли. Кто-то понял, что мы обратили внимание на слова Гектора, и поджидал нас здесь. То, что тут находится, слишком драгоценно и секретно, чтобы позволить нам отсюда выбраться.

– Но работники не вернутся до вторника! Квинлен же сказал, что типографию закрыли, потому что не будет газа! – воскликнула Эстер, все отчетливее осознавая случившееся. Помещение было небольшим, без окон и почти без доступа воздуха. До вторника оставалось не меньше тридцати часов. Подойдя к вентиляционному отверстию, Лэттерли протянула к нему руку. Ни малейшего движения воздуха или ощущения прохлады. Без сомнения, оно перекрыто. Остальное ясно и без слов.

– Все понятно, – тихо сказала медсестра. – Похоже, Фэррелайны в конце концов победили. Жаль. – А затем, оглядевшись, она с внезапной злостью предложила: – Послушайте, а что, если мы, по крайней мере, уничтожим эти машины для печатания денег? Можем мы разбить пластины или что-нибудь сломать?

Детектив улыбнулся, а потом начал смеяться – негромко, но с искренним весельем:

– Браво! Что ж, давайте и в самом деле разломаем их! Это будет хоть какое-то достижение.

– Это их очень разозлит, – задумчиво проговорила мисс Лэттерли. – Они придут в такую ярость, что могут нас убить, правда?

– Милая моя девочка, даже если нам не суждено задохнуться здесь, они нас все равно убьют. Мы знаем достаточно, чтобы обеспечить им виселицу. Неизвестно только, кому из них!

Чтобы скрыть волнение, Эстер глубоко вздохнула: одно дело – понимать это самой, и совсем другое – услышать от собеседника…

– Да… Да, конечно. Так и будет, – пробормотала она. – Ну, давайте хотя бы разобьем их пластины. Они ведь все равно смогут служить доказательством, если полиция найдет их. Вы же сказали, что подделка денег – страшное преступление, разрушающее связь между людьми. Мы должны предотвратить его, хотя бы здесь. – И, не дожидаясь, пока Монк согласится с ее предложением, она шагнула вперед. Однако, подняв одну из пластин, девушка внезапно остановилась.

– В чем дело? – тут же спросил ее товарищ по несчастью.

– Нет, мы не будем их ломать, – с явным наслаждением проговорила Эстер. – Мы их попортим. Немного, так, чтобы они этого не заметили, но чтобы, когда они напечатают эти деньги и пустят их в оборот, первый же взглянувший на них человек понял, что они фальшивые. Так лучше, правда? К тому же это будет настоящая месть…

– Великолепно! – оживился Уильям. – Где тут граверные инструменты и кислота? Только осторожнее, не капните себе на кожу. И на одежду тоже, не то они заметят.

Пристроившись бок о бок у стола, они сосредоточенно принялись за дело, кое-где нанося на оттиски едва заметные дополнительные штрихи или точки, а в других местах чуть соскабливая узор и не пропуская ни одной пластины. Работа была закончена около двух часов ночи. Пламя фонаря начинало слабеть. Теперь, когда заняться больше было нечем, оба пленника почувствовали, как холодно в комнате, и без колебаний уселись на сложенных в углу кипах бумаги, повыше от холодного пола и поближе друг к другу. В закупоренной комнате, большую часть которой к тому же загромождали станки и коробки, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, и дышать становилось все труднее.

– Не верю, что Мэри об этом знала, – вернулась к мучившей ее мысли мисс Лэттерли, растревоженная воспоминаниями о женщине, которую она узнала – или полагала, что узнала – за время путешествия в Лондон. – Не могу себе представить, чтобы все эти годы она жила за счет подделки денег!

Глядя на слабеющий язычок пламени в фонаре, Монк вздохнул:

– Может быть, она, подобно вам, не видела в этом беды, считая, что такое преступление обходится без жертв.

Несколько минут Эстер не отвечала. Она не знала, как объяснить человеку, не встречавшемуся с миссис Фэррелайн, насколько честной та ей запомнилась.