Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но что было причиной этих перемен?
— Науке еще многое не известно, — напыщенно ответствовал Кирован, — и потому не хотелось бы выглядеть догматиком. Никто не знает, почему переселенцы британско-ирландского происхождения в районе австралийской реки Дарлинг имеют явно выраженную тенденцию к необычно высокому росту — их еще прозвали за это Кукурузными Стеблями — и почему за несколько столетий, проведенных в Новой Англии, у них разительно изменилось строение челюстей. Вселенная полна необъяснимого.
— Что означает: неинтересного, если верить Мэчену, — засмеялся Тэверел.
Конрад покачал головой с самым серьезным видом:
— Вынужден с вами не согласиться. Для меня неизведанное всегда таит в себе огромную притягательность и мучительное очарование...
— ...Которое, без сомнения, и объясняет присутствие всех этих работ по колдовству и демонологии, которые я вижу на ваших полках, — произнес Кетрик, поведя рукой в сторону книжных залежей.
Тут позвольте мне пару слов сказать о Кетрике. Все мы шестеро были, если можно так сказать, одного и того же племени — англичане и американцы британского происхождения. При этом под британцами я подразумеваю исконных обитателей Британских островов. Мы принадлежали к различным родам английской и кельтской кровей, но основа у них единая. Только Кетрик выглядел в нашей компании чужеземцем. Внешние отличия сильнее всего проявлялись в его слегка раскосых глазах янтарного, почти желтого, цвета. Порой, под определенным углом зрения, разрезом глаз он чрезвычайно походил на китайца. Неудивительно, что окружающим сразу бросалась в глаза эта черта, столь необычная для человека чистейших англосаксонских кровей., Семейные легенды приписывали. эту странность некоему дородовому влиянию (что было, на мой взгляд, весьма спорным), а профессор Хендрик Брулер как-то раз назвал проявившийся в Кетрике каприз природы атавизмом и причудливой реверсией к далекому предку монголоиду, хотя, насколько было нам всем известно, никто из его родственников и ближайших предков не имел подобных отклонений.
Кетрик был родом из уэльской ветви сассекских Кетриков, и его родословная нашла свое отражение в Книге Пэров. Там вы можете проследить долгую линию его пращуров, тянущуюся едва не с допотопных времен. И ни малейшего следа какого-либо смешения с монголоидами вы в этой генеалогии не найдете. Да и откуда ему взяться в старой саксонской Англии? Имя Кетрик было модернизированной формой от «Седрик». Семья эта обосновалась в Уэльсе еще до вторжения датчан-викингов, и ее наследники-мужчины последовательно вступали в браки только с представительницами английских семей, что сохраняло чистоту крови знатных и могущественных Седриков Сассекских, стопроцентных англосаксов. Единственным отклонением от нормы стал Кетрик с его странными глазами. Сам же он был интеллектуалом и верным товарищем, привыкшим скрывать под маской напускного равнодушия и отстраненности пылкую и чувствительную натуру...
В ответ на его слова я, смеясь, заметил:
— Конрад гоняется за всем устрашающим и таинственным подобно тому, как обычные смертные — за романтическими переживаниями и острыми ощущениями. Его книжные полки ломятся от самого разного рода восхитительнейших кошмаров.
— Да, — кивнул хозяин, — и некоторые из них — настоящие раритеты. По, Блэквуд, Матурин... А вот, взгляните, редкостная вещица: «Страшные таинства» маркиза Гросского, подлинное издание восемнадцатого века.
Тэверел придирчиво исследовал ряды книг:
— Любопытно, беллетристика о сверхъестественном будто соперничает с серьезными монографиями о колдовстве, вуду и черной магии.
— Верно. Но ученые и хронисты бывают порой невыразимо скучны, беллетристы же — никогда, я имею в виду, разумеется, мэтров. То же жертвоприношение вудуистского ритуала можно сухо и педантично описать, изъяв из него все таинственное и фантастическое, и оно будет выглядеть просто подлым и мерзким убийством. А произведения некоторых весьма уважаемых мною мастеров литературы ужасов — такие, как «Падение, дома Ашеров» По, «Черная печать» Мэчена или «Зов Ктулху» Лавкрафта, — ничуть не уступая в реалистичности документальным и даже научным работам, куда более экспрессивны и впечатляющи. Вместе с ними читатель с замирающим сердцем погружается в сумрак тайн и неоткрытые миры воображения... Но вот вам и совершенно противоположный пример, — продолжал он. — Словно начинка в сэндвиче из страшных историй Гюисманса и уолполовским «Замком Отранто» притаились «Безымянные культы» Фон Юнцта. Будучи далеко не беллетристикой, эта книга не даст вам спать спокойно ночь напролет!
— Я читал ее, — сказал Тэверел. — И убежден: автор — сумасшедший. Его трактат — нечто напоминающее монолог маньяка: то нагромождение конкретных фактов, выстреливаемых со скоростью пулемета, то невнятный и бессвязный лепет.
Конрад тряхнул головой:
— И только на основании его странной манеры изложения вы готовы считать автора психопатом? Но что, если он просто не мог отважиться доверить бумаге все, что знал, и все эти недомолвки и двусмысленности — туманные намеки, ключи к загадкам для тех, кто знает?
— Вздор! — встрял в разговор Кирован. — Не думаете же вы, что описываемые Фон Юнцтом кошмарные религии и секты уцелели доныне, если признать, что они вообще существовали где-либо еще, кроме перенаселенного призраками мозга помешанного поэта и философа?
— Он не первый прибег к иносказаниям. Вспомните великих поэтов древности. Люди издавна, сталкиваясь с космическим знанием, намекали на него миру в зашифрованных строках. Помните странные слова Фон Юнцта о «городе в опустошении»? А что вы думаете о строках Флеккера Петри:
Вниз нет пути! В пустыне каменистой.
Где роза зацвела, как люди говорят,
Но не алеют лепестки, и дивный
Цветок не источает аромат?
— Но, в отличие от иных приобщившихся к секретам этого мира, Фон Юнцт с головой погрузился в запретные таинства. К примеру, он один из немногих людей, читавших «Некрономикон» в оригинальной греческой версии.
Тэверел пожал плечами и затянулся трубкой. Профессор Кирован никак не отреагировал на последнюю реплику, хотя ему, равно как и Конраду, довелось покопаться в латинском переводе книги, где он нашел немало вещей, которые, как объективный и беспристрастный ученый, не мог ни объяснить, ни опровергнуть.
— Ну хорошо, — сказал он после некоторой паузы. — Я готов допустить, что в прошлом существовали культы таких непостижимых и жутких божеств, как Ктулху, Йог-Сагот, Цатоггуа, Голгорот и им подобных, но ни за что не поверю заверениям, будто пережитки этих культов притаились в темных закоулках сегодняшнего мира.
— К нашему общему изумлению, — ответил ему Клементс. Это был высокий худощавый