И это говорит человек, который почти пять лет назад посчитал биткойн какой-то бессмыслицей. «Где-то в феврале 2011 года мой отец сказал мне: «Ты слышал о биткойне? Это валюта, которая существует только в Интернете и не поддерживается никаким правительством». Я сразу же подумал: «Эта вещь не имеет никакой внутренней стоимости, она никогда не будет работать». Как и многие другие подростки, Бутерин «проводил огромное количество времени в Интернете», читая о многих идеях, которые нетрадиционны, которых не придерживается большинство. На вопрос о его любимых экономистах он отвечает, что это Тайлер Коуэн, Алекс Табаррок, Робин Хансон и Брайан Каплан. Он также знаком с работами разработчика теории игр Томаса Шеллинга и бихевиористов-экономистов Даниэля Канемана и Дэна Ариэли. «Это действительно удивительно, как многому можно научиться, обсуждая, скажем, политику с другими людьми на форумах. Это удивительный опыт образования сам по себе», — говорит он. До биткойна он тогда еще не дошел.

К концу того года Бутерин тратил от десяти до двадцати часов каждую неделю, работая уже на другое издание — на Bitcoin Magazine. «Когда я уже где-то восемь месяцев учился в университете, я осознал, что он захватил всю мою жизнь и что я вправе решать, хочу я этого или нет. Университет Уотерлу был действительно хорошим университетом, и мне нравился мой учебный план. Я отчислился не потому что не справился. Я, скорее, руководствовался следующим: «Это было здорово, но вот это приносит мне больше удовольствия». Мне тогда подвернулась удивительная возможность, и я просто не могу упустить ее». Ему тогда было всего лишь семнадцать лет.

Бутерин создал Ethereum как открытый проект, когда осознал, что блокчейн может быть использован далеко не только в валюте и что программистам нужна более гибкая платформа, чем та, которую предоставлял им блокчейн биткойна. Ethereum обеспечивает радикальную открытость и радикальную неприкосновенность частной жизни в сети. Бутерин смотрит на это не как на две противоречащие друг другу вещи, а как на «некий гегельянский синтез», на диалектику между этими двумя вещами, которая приводит к «самопроизвольной транспарентности».

Ethereum, как и многие другие технологии за всю историю человека, также может лишить людей рабочих мест. Бутерин считает, что это естественное явление, сопряженное со многими технологиями, и предлагает инновационное решение: «Через полвека мы откажемся от модели, по которой вам необходимо вкалывать восемь часов каждый день, чтобы выжить и вести достойную жизнь» [533] . Тем не менее, когда речь заходит о блокчейне, он не уверен, что исчезновение рабочих мест — вещь неизбежная. Ethereum может предоставить новые возможности для создания ценности и предпринимательства. «В то время как большинство технологий автоматизируют функции рабочих, выполняющих элементарные задачи на периферии, блокчейн, наоборот, автоматизирует центр, — говорит он. — Вместо того чтобы оставить водителя такси без работы, блокчейн оставляет без работы Uber и позволяет водителям такси работать с клиентами напрямую». Блокчейн не уничтожает рабочие места, он, скорее, дает понятию «работа» новое определение. Кто пострадает от такого переворота? «Я думаю и надеюсь, что в первую очередь адвокаты, которые зарабатывают полмиллиона долларов в год — больше, чем кто-либо еще»[534] . Бутерин также знаком с творчеством Шекспира. «Первое, что мы сделаем, убьем всех адвокатов» [535] .

Ethereum кроет в себе еще одно очевидное противоречие. Она абсолютно индивидуалистична и конфиденциальна, и все-таки зависит от большого распределенного сообщества, которое открыто действует в коллективных интересах. И действительно, строение Ethereum объединяет в себе и стойкую веру Бутерина в то, что индивидуумы будут поступать правильно, если они будут оснащены правильными инструментами, и его стойкий скептицизм по отношению к крупным и мощным институтам в обществе. В то время как Бутерин печально смотрит на проблемы современного общества, он все равно полон надежд, говоря о будущем. «Несмотря на то что многие вещи несправедливы, я все чаще замечаю, что начинаю принимать мир таким, какой он есть, и думаю, что будущее полно возможностями». Когда он узнал, что $3500 помогут кому-то побороть навсегда малярию, он не начал горевать о недостатке финансовой помощи от других людей, государственных органов и корпораций. Он подумал: «Ого, ничего себе, можно спасти жизнь всего лишь за $3500? Вот уже действительно хорошее вложение инвестиций! Я должен отправить какую-то сумму прямо сейчас» [536] . Ethereum — это его инструмент для эффективных положительных изменений в нашем мире. «Я вижу себя больше как участника общей тенденции улучшения технологии, чтобы мы могли изменить многие вещи в обществе в лучшую сторону».

Ethereum, как и многие другие технологии за всю историю человека, также может лишить людей рабочих мест. Через полвека мы откажемся от модели, по которой вам необходимо вкалывать восемь часов каждый день, чтобы выжить и вести достойную жизнь.

Бутерин — прирожденный лидер, потому что он объединяет вокруг себя людей, заражая их своими идеями и планами. Он главный архитектор, ответственный за консенсус в сообществе Ethereum, и главный вдохновитель большого коллектива талантливейших программистов, которые имеют твердую позицию в отношении всего, что связано с технологиями. Что если у него все получится?

Кто возглавит революцию?

В 1992 году информатик из MIT Дэвид Кларк сказал: «Мы отвергаем королей, президентов и голосование. Мы верим в полный консенсус и выполнение кода» [537] . То была мантра для предводителей первого поколения Интернета. Эта мысль была высказана тогда, когда большинство людей едва ли могли представить себе, что Интернет станет новым средством коммуникации между людьми, что он по-настоящему обгонит все предыдущие медиа по важности для общества и ежедневной жизни людей. Слова Кларка заключали в себе философию для управления новым глобальным ресурсом, который радикально отличался от всего предыдущего и тем не менее представлял собой очень эффективную экосистему управления.

С конца Второй мировой войны государственные институты управляли важными глобальными ресурсами. Два таких института из числа самых могущественных — Международный валютный фонд и Всемирная торговая организация — были созданы на Бреттон-Вудской конференции в 1944 году. ООН и другие организации под ее эгидой, такие, как Всемирная организация здравоохранения, по сути своей стали монополистами в решении глобальных проблем. Эти организации были иерархичны по своей структуре, потому что иерархии были доминирующей парадигмой в течение первой половины века с двумя мировыми войнами. Однако эти решения масштабов индустриального общества не подходят для проблем цифровой эры. Возникновение Интернета ознаменовало серьезный уход от традиционной культуры управления.