Львиная доля ответственности за сохранение религиозности среди советской молодежи возлагалась на интеллигенцию. Констатировалось, что на советском телевидении, в советских кинофильмах и повестях писатели и художники проявляют «тенденцию идеализации» религиозных обрядов и традиций, вследствие чего «оживляется своеобразная мода на церковную обрядность, символику, предметы религиозного культа – иконы, крестики и т. д.». Обследование студентов-гуманитариев показало, что они зачастую восприимчивы к идеализации эстетической стороны религии, поскольку их восхищение «шедеврами того искусства, которое связано в своем историческом прошлом с религией», порождает «неоправданно положительную оценку роли религии в истории культуры, в развитии общества, сомнение в необходимости атеистической работы». Одна студентка объясняла, что изображение религиозных обрядов в современных фильмах и других произведениях искусства «доставляет эстетическое наслаждение и верующему, и неверующему». Их увлечения, доказывал автор текста, свидетельствуют об «идейной незрелости, аморфности мировоззренческих и нравственных убеждений, а порой и о низкой духовной культуре». И это было тревожнее всего, поскольку именно студенты творческих и гуманитарных специальностей должны быть «резервом нашей художественной интеллигенции, которой предстоит развивать и пропагандировать искусство с позиций научно-материалистического, социалистического мировоззрения». Возможно, наиболее опасным было то, что «отдельные писатели», такие как Солоухин, пытаются «выдать „церковное“ за „национальное“», что превращает религию не просто в модное увлечение, но в «выражение антисоциалистических и националистических настроений»849.

В финале докладной записки автор переключил внимание на саму идеологическую элиту. По его мнению, не только атеистическое воспитание в школах и высших учебных заведениях по-прежнему оставляет желать лучшего, но и сам фокус атеистической работы направлен не туда. Пропагандисты, сосредоточив свои усилия на верующих, оставляют без внимания тех молодых людей, «которые, хотя и относят себя к числу неверующих, отрицательно относятся к религиозному мировоззрению, чужды религиозным обрядам, однако необходимых научно-атеистических знаний и убеждений еще не имеют». Эти молодые люди – неверующие, но им недостает атеистической убежденности, и потому они «не могут дать отпора клерикальной и сектантской пропаганде, а иногда и испытывают ее тлетворное влияние»850.

В целом со страниц документа вставал противоречивый образ советской молодежи. Одни молодые люди идеализируют культурную и эстетическую ценность религии; другие отвергают религию как таковую, но их сознание «засорено всякого рода суевериями и предрассудками»; третья группа индифферентна к религии, но эта индифферентность распространяется на мировоззренческие и идеологические вопросы в целом; тогда как для четвертой группы интерес к религии связан с национализмом, который угрожает перерасти в протест против социалистического образа жизни. Объединяет эти различные категории молодежи отсутствие «глубокого и цельного научно-материалистического мировоззрения, стойких атеистических убеждений»851. Атеистический аппарат все больше видел в индифферентности не только социальную, но также и политическую проблему. Тот факт, что индифферентность была особенно широко распространена в среде молодежи, лишь подчеркивал ее политическую опасность, поскольку это означало, что советская система не нашла эффективного способа передачи своих ценностей следующим поколениям.

В течение 1970‐х гг. фигура индифферентного молодого человека внушала все большее беспокойство партийному руководству и в силу этого занимала центральное место в идеологических дебатах. Два показателя характеризовали человека как идеологически индифферентного. Первый – безразличное отношение к религии, которое преподносилось как «невмешательство» в религиозные вопросы и означало, что либо человек «мало знает по данному вопросу», либо «не убежден в том, что знает, и потому не может или не решается отстаивать свои взгляды»852. Но определяющей характеристикой идеологической индифферентности в еще большей степени, чем нейтральное отношение к религии, было потребительское отношение к ней, выражавшееся прежде всего в соблюдении неверующими религиозных обычаев. Философ Юрий Гуров, один из наиболее плодовитых авторов, обращавшихся к теме молодежной индифферентности853, приводил примеры, когда индифферентность порождает беспринципное поведение: комсомолка идет креститься на спор, чтобы выиграть полкило конфет; молодой инженер венчается в церкви, «преследуя меркантильные интересы», потому что будущая теща пообещала ему подарить на свадьбу автомобиль854. Для других молодых людей, объяснял Гуров, религиозные обряды стали «лишним поводом повеселиться», и они идут в церковь, «как в театр или на праздник»855. Чтобы подчеркнуть это, он процитировал высказывание православного священника, который жаловался, что молодые родители на крестинах «в церковь… приходят как в цирк: накрашенные, разодетые. Смеются в церкви. Крестики не одевают. Молитв не знают и повторять за служителем не хотят. Какой толк от такого крещения. Они его воспринимают как светское, а не церковное дело»856.