– Я, пожалуй, рискну, – задумчиво ответил Агасфер. – Где она обитание-то имеет?

– А вот ежели вы сейчас тоже уходите, могу мимо избы ее провести, показать, – вызвался Михайла. – Только с вами, извиняйте, не пойду! Ну ее к бесу!

Ретроспектива 12

(май 1889 г., о. Сахалин)

Повезло Соньке на сей раз по полной программе! То ли от волнений, то ли от перетасканных ночью тяжестей у нее открылось кровотечение – что она и обнаружила, заметив на полу после своей беготни капли крови. Откинула одеяло – вся простыня и матрац в крови. Представляя себе скандал, который учинит ей за порчу белья Шурка, ушедшая искать подводу, Сонька и вовсе было растерялась. А тут и доктор с надзирателем на коляске в сопровождении соседской ребятни подъехали.

Соображала Сонька быстро. Мгновенно припомнила свою липовую беременность для освобождения от плетей и этого доктора. Скривившись, снова бросилась в изгаженную кровью постель, укрылась до носа одеялом, прикрыла глаза.

– Эй, хозяйка! – зычно позвал вертухай. – Показывай свою болящую: доктора я привез!

– Ну, что вы, милейший! – запротестовал медик. – Вынесет нам ее? Мы и сами зайдем-с!

Слава богу, Шурка оставила входную дверь открытой. Доктор и надзиратель, еще раз кликнув «живых», зашли в дом, протопали в горницу. Доктор поставил саквояж на стол, заметил растоптанные босыми ногами капли крови на полу, многозначительно кивнул на них надзирателю и подсел к Соньке:

– Ну-с, что у нас случилось, мадам?

– Доктор, «скинула» я, наверное, своего ребятеночка… Кровь так и хлещет с меня…

Перлишин приподнял одеяло, крякнул и повернулся к вертухаю.

– Тут дело медицинское, любезный! Вы уж на улице побудьте…

Выгнав надзирателя, доктор внимательно осмотрел больную, начал задавать специальные вопросы. Сонька не раз в своей жизни пользовалась услугами подпольных повивальных старух и больничных акушерок, знала – как и что отвечать на такие вопросы.

– Давно ли открылось кровотечение?

– С вечера, как пришла после проверки.

– Боли в спине были?

– Уж так ломило, так ломило, доктор…

– Гм… Выделения были болезненнее, чем обычно?

– Да, я еще удивилась: с чего бы это?

– Так… Поднимали ли накануне тяжести? Перенапрягались?

– А с хозяйкой бревно распиливали, да колуном колоть поленья пришлось.

Доктор мягко пожурил Соньку и продолжил расспросы, внутренне ликуя и представляя себе, какой именно рапорт он напишет на имя этого «бурбона», смотрителя тюрьмы Тирбаха.

– Скажите-ка, милая, а сгустки при выделении были?

– Были, доктор, да большие какие-то.

– А вы их не сохранили?

– Что вы! Хозяйка сказала, что такой грех поскорее закопать надо, желательно – в освященную землю. Собрала и ушла искать место.

– Предрассудки, милая! Гм… Что ж, должен вам сообщить, мадам, что у вас действительно был самопроизвольный аборт, называемый в народе выкидышем.

– И ребеночка теперь не будет? О-о-о…

– Не плачьте, мадам! Видимо, так уж Бог распорядился. Да и вы сами виноваты – бревна перетаскивать изволили!

Доктор оставил несколько порошков и выписал рецепт в аптеку при лазарете. Рекомендовал несколько дней полежать в постели, не вставая. Он обещал передать свои рекомендации тюремному смотрителю, так что насчет проверок можно не беспокоиться. Вот только лежать он рекомендовал бы так, чтобы ноги были несколько выше головы.

– Лучше бы в лазарет, конечно, – на случай повторного кровотечения. Как вы смотрите, мадам, насчет лазарета? С местами, правда, в женском отделении проблема, но…

Сонька, тяжко вздохнув, полезла под подушку, достала узелок, стала руками и зубами развязывать узел.

– Доктор, вы так добры! Не побрезгуйте, я на доброе копила. Все одно в православие хочу переходить – вот, жертвую на страдающих и скорбных болезнями в вашем лазарете! Лекарств хоть купите им каких – а я и в колидорчике, в уголочке пристроюсь, ежели на то будет ваша милость!

Перлишин, увидев две скомканные десятирублевые купюры, извлеченные из узелка, поначалу было возмутился: места в лазарете не продаются, сударыня! Я, мол, вполне бескорыстно вам предложил. Впрочем, ежели вы серьезно подумываете насчет перехода в православную веру, тогда… Тогда это можно только приветствовать.

– Я лично передам эти деньги отцу Илиодору, мадам!

– Зачем отцу Илиодору? Чтобы он на свечи все потратил? Лучше уж на лекарства больным, доктор. А для отца Илиодора у меня еще узелок есть, не сомневайтесь!

Если доктор и сомневался, то весьма недолго. Его, впрочем, можно было понять: тюремное управление округа становилось слепым и глухим, когда речь заходила о необходимости трат казенных средств на лекарства и медицинские принадлежности. А тут волею случая подворачивалась возможность сразу два благих дела сделать: и самые нужные лекарства для аптеки заказать, и ряды православных увеличить!

– Что ж, мадам, как говорится, то, что с легким сердцем дается, то и приниматься с радостью должно, – переврав Евангелие, вынес вердикт доктор. – Ежели вы искренни, то не смею отказываться! Я немедленно напишу вам расписку… Позвольте поблагодарить вас за доброе сердце! И теперь уж я вас в этой грязной избе не оставлю!

Кликнув надзирателя, доктор объявил ему, что забирает тяжко хворающую мадам Блювштейн в лазарет. Вот так-с!

Вертухаю пришлось повторить сказанное дважды: на его памяти это был первый случай, чтобы арестантку честью клали в больницу. Уразумев, что не ошибся, он предложил вызвать для перевозки болящей лазаретную телегу, на которой обычно отвозили на погост некрашеные гробы с усопшими арестантами.

Доктор возмутился:

– Какая телега?! Разместим больную в нашем экипаже. А сами пешочком пройдем…

А тут появилась с подводой и Шурка-Гренадерша. Поахала насчет испоганенных простыней, получила за них и на новый тюфяк от Соньки королевскую плату и мгновенно успокоилась. Новостей в посту, шепнула она, никаких нету…

По призыву доктора Шурка помогла застелить казенный экипаж и даже лично перенесла в него Соньку. Та, обняв Шурку за шею, успела шепнуть ей на ухо:

– К вечеру постараюсь отпроситься за бельишком. Подводу не отдавай! Если что – договорись с хозяином лошади насчет завтрева…

С тем процессия в сопровождении многочисленных зевак отбыла, а доктор со своим саквояжем всю дорогу распекал надзирателя за дремучесть и недоверие к просвещению вообще и к медицине в частности.

Шурка побежала в лавку за тканью для нового тюфяка и к хозяину подводы – договариваться насчет завтрашнего дня.

Сонька же с наивозможным бережением была доставлена в лазарет. Встречали ее предупрежденный запиской Перлишина доктор Сурминский и диакон Илиодор.