Там стояла Алли. Джикс тоже был там, вокруг него сгрудились скинджекеры. Все они слышали слова Ника и смотрели теперь на Мэри со смешанным выражением опасения и жалости. Она попыталась дотянуться до них своими световыми щупальцами, но из этого ничего не вышло: её способность увлекать за собой, превратившаяся в некую мистическую силу, полностью пропала. Свет украл её. Послесвечение Мэри померкло и ничем не отличалось от всех прочих.

Тут заговорил Подлиза, забыв даже поднять по обычаю руку:

— Простите, мисс Мэри, но я больше на вас не работаю.

Судя по выражению их лиц, Подлиза говорил от имени всех. Мэри повернулась к Нику, который терпеливо ждал, чем она ответит на его предложение.

— Тебе больше не нужно быть Мэри Хайтауэр, — произнёс он. — Ты можешь стать Меган МакГилл. Всё, что для этого нужно — это признать, что ты была неправа.

Мэри ничего не ответила — ей нечего было сказать. Для неё выбор был ясен.

— Благодарю тебя, Ник, — промолвила она и поцеловала его. Она позволила себе насладиться этим мгновением, запечатлеть его в своей памяти. Затем повернулась и пошла к краю пятна, к тому месту, где стоял старый голубой холодильник. Мэри толкнула его, и тот упал на живой песок. Теперь он и в самом деле напоминал саркофаг. Впервые она заметила название фирмы-производителя на дверце: Вестинхауз. Мэри едва не рассмеялась при мысли о том, что это, пожалуй, и есть тот самый «вест»[52], к которому её тянуло с такой неодолимой силой. Она рванула ручку и открыла дверцу.

— Мэри, не надо! — воскликнул Ник.

Но Алли схватила его за рукав.

— Не вмешивайся. Это её выбор.

У Мэри было мало времени — холодильник уже начал тонуть. Она бросила последний взгляд на Междумир, в котором чуть было не стала полноправной хозяйкой, а потом ступила в тесное, вызывающее клаустрофобию пространство и улеглась на бок, подтянув колени к груди.

«Всё, что нужно — это признать, что ты была неправа».

Нет, для Мэри Хайтауэр это предложение было неприемлемо. Если ей не суждено остаться в мире, для которого лишь она одна служила бы эталоном правоты, то лучше ей вообще в этом мире не быть. Она гораздо охотнее создаст свой собственный — мир только для одного духа. Последним актом Мэри Хайтауэр в качестве гражданина Междумира стало закрытие двери холодильника. Она услышала отчётливый щелчок и погрузилась в темноту и одиночество, в которых ей предстоит пребывать до конца времён.

* * *

Ник мог бы броситься за ней и вытащить из саркофага, пока ещё не поздно, но... Алли была абсолютно права. Мэри сделала свой выбор. Остальные присутствующие при этой сцене повернулись спиной и собрались уходить, но Ник с внезапной яростью накинулся на них:

— Нет! — вскричал он, едва сдерживая слёзы. — Мы должны смотреть на это! Мы обязаны почтить её хотя бы тем, что будем смотреть, как она уходит!

Они все стояли вокруг саркофага и наблюдали, как он медленно погружается в почву, пока он совсем не исчез под песками пустыни на своём долгом одиноком пути в незыблемые объятия Земли.

Квантовая физика утверждает: всё, что нам кажется прочным и плотным, на самом деле на 99,99% состоит из пустоты. Оно только кажется прочным, потому что так устроены наши органы чувств.

Астрофизики говорят, что 27% вселенной — это тёмная материя. Иными словами, там что-то такое есть, причём очень много, но никто не знает, что это и где его искать.

Теория струн полагает, что существует не три измерения, а одиннадцать — но большинство из них мы постигнуть не можем, как бы ни старались.

А на сильно изрезанном побережье штата Мэн ловцы омаров говорят: « Да отсюда туда не доберёшься!» — даже если это самое «туда» ты видишь собственными глазами на противоположном берегу бухточки.

Словом, существуют тайны науки и души, которые нам никогда не удастся постигнуть, как бы точно мы ни измеряли, как бы глубоко ни верили, как бы сильно ни напрягали мозги и как бы далеко ни стремились. Но каждый может сказать (потому что все мы в глубине души в этом убеждены): невозможное случается, и великие загадки мироздания разгадываются, хотя решение зачастую приводит к ещё более великим тайнам.

Однако есть во вселенной место, где все тайны разгаданы, даны ответы на все вопросы и все знания получены. Это место можно найти, если хорошенько постараться, если в тебе живёт вера и ты обладаешь сильной волей и — самое главное — если существует мир, в котором тебе хотелось бы жить.

И когда ты попадёшь туда — передай от меня привет Мэри Хайтауэр.

Хотя, вообще-то, лучше не нужно.

— Ну, и что мы будем со всем этим делать? — спросила Алли Ника, обводя глазами мёртвое пятно Тринити. Ребята сидели на диване, установленном на вершине пятнадцатифутовой пирамиды, сложенной из дюжины других диванов.

— Пусть так и остаётся, — ответил Ник. — Если кому-нибудь в Междумире понадобится мебель, мы будем знать, где её взять.

В облике Ника ощущалась решительность и умиротворённость, но глубоко в глазах юноши Алли видела затаённую печаль. А может быть, это было лишь отражение её собственной грусти по ушедшему в свет Майки. Они с Ником оба потеряли сегодня тех, кого любили.

— Мне так жаль... — сказала Алли.

— Не надо жалеть, — отозвался Ник. — Знаешь, как говорят: то, что меня не убивает, делает меня сильнее.

— Так-то оно так, — вздохнула Алли, — но когда ты уже мёртв, то оно вроде уже как-то и не так...

Ник засмеялся.

— Да не беспокойся ты обо мне. Свет меня не забрал, зато выдал на прощанье неплохие утешительные премии.

— Во-первых, забрал у тебя шоколад.

— Ага, но это только маленькая часть. Я теперь помню, Алли. Я всё помню! Кем я был, кто я сейчас и даже кем стану.

— Ах вот как? Ты теперь и будущее можешь предвидеть?

— Не то чтобы, — сказал Ник. — Но я знаю своё место в нём.

— И что это за место?

Ник улыбнулся. Это была искренняя улыбка, от сердца.

— Я стану новой Мэри.

Алли отшатнулась. Диван, на котором они сидели, опасно закачался.

— Не смешно!

— А я и не шучу, — ответил Ник. — Вот почему я чувствовал с ней такую связь. В её душе была заложена потребность помогать и охранять тех, кто пришёл в Междумир, но она не смогла отделить свою личность от своего призвания. Как только ей показалось, что она в центре вселенной — вот тогда всё и пошло наперекосяк. Это погубило её и чуть не погубило живой мир.