Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его раздражали письма охотников за автографами, присылаемые ему в Крайст Чёрч на имя Ч. Л. Доджсона, где ему задавали вопросы о книгах Льюиса Кэрролла. В 1890 году он опубликовал обращение:
«Мистер Доджеон столь часто получает письма от незнакомых людей, которые совершенно безосновательно полагают, что он претендует или, по крайней мере, признаёт авторство книг, изданных не под его именем, что он нашел нужным напечатать сей документ, чтобы раз и навсегда ответить на эти обращения. Он не претендует и не признает связи с каким бы то ни было псевдонимом или с любой книгой, опубликованной не под его собственным именем. Не желая ни сохранять, ни читать присланное письмо, он возвращает его автору, который неправильно его адресовал».
Конечно, с годами всё больше людей узнавали, кто скрывается за именем Льюиса Кэрролла, но он продолжал держаться за свой секрет Полишинеля, когда дело касалось незнакомых ему людей. Впрочем, с характерной для него непоследовательностью он посылал своим юным друзьям собственные книги, а нередко и подписывался в письмах к ним собственным псевдонимом.
В апреле 1887 года Кэрролл публикует в журнале «Театр» статью «Алиса на сцене», в которой, в частности, рассказывает о том, как возникла «Алиса в Стране чудес». Особый интерес представляют строки, посвященные характеристике самой Алисы и некоторых других персонажей обеих сказок. Спустя 22 года после выхода в свет «Страны чудес» Кэрролл говорит о своей героине:
«Какой же ты была, Алиса, в глазах твоего приемного отца? Как ему описать тебя? Прежде всего любящей; любящей и нежной — любящей, как собака (прости за прозаичное сравнение, но я не знаю иной любви, которая была бы столь же чиста и прекрасна), и нежной, словно лань; а затем учтивой — учтивой по отношению ко всем, высокого ли, низкого ли рода, величественным или смешным, Королю или Гусенице, словно сама она была королевской дочерью, а платье на ней — чистого золота; и еще доверчивой, готовой принять всё самое невероятное с той убежденностью, которая знакома лишь мечтателям; и, наконец, любознательной — любознательной до крайности, с тем вкусом к Жизни, который доступен только счастливому детству, когда всё ново и хорошо, а Грех и Печаль — всего лишь слова, пустые слова, которые ничего не значат».
Не менее интересно авторское описание Белого Кролика:
«А Белый Кролик? Похож ли он на Алису — или создан для контраста? Конечно, для контраста. Там, где, создавая Алису, я имел в виду “юность”, “целенаправленность”, здесь появляются “преклонный возраст”, “боязливость”, “слабоумие” и “нервная суетливость”. Представьте себе всё это, и вы получите какое-то представление о том, что я имел в виду. Мне кажется, что Белый Кролик должен носить очки, и я знаю, что голос у него должен быть неуверенный, колени дрожать, а весь облик — бесконечно робкий».
Королева представляется Кэрроллу «воплощением безудержной страсти — нелепой и бессмысленной ярости».
Какими видятся ему две Королевы из шахматного мира «Зазеркалья»? «Черную Королеву я представлял себе также как фурию, но совсем иного рода: ее страсть должна быть холодной и сдержанной; сама же она — чопорной и строгой, впрочем, не вовсе лишенной приветливости; педантичная до чрезвычайности, это квинтэссенция всех гувернанток!» Его Белая Королева совсем не похожа на Черную: «Белая Королева представлялась моему воображению доброй, глупой, толстой и бледной; беспомощной, как дитя; ее медлительность и растерянность наводят на мысль о слабоумии, но никогда не переходят в него; это, по-моему, уничтожило бы комическое впечатление, которое она должна производить». Правда, несходство Королев отнюдь не мешает им объединенными усилиями строго «экзаменовать» Алису в конце сказки.
Тут невольно приходит в голову мысль: не была ли эта статья задумана автором в качестве подспорья для постановщиков пьесы, разительно отличавшейся от всего того, что давалось тогда на сцене? Не думал ли Кэрролл, что не только постановщики, но и актеры — как дети, так и опытные взрослые — нуждаются в авторских подсказках? Скорее всего, статья не случайно была опубликована в журнале «Театр» как раз в то время, когда «Алиса» появилась на сцене. Кэрролл имел все основания думать, что постановка Генри Сэвила Кларка — всего лишь начало театральной жизни сказки.
В эти годы Кэрролл по-прежнему был окружен детьми. Особое место среди них занимали «дети сцены», в основном из театральных и малообеспеченных семей. Он старался всячески облегчить и украсить их жизнь: водил на прогулки и в зоопарк, кормил обедами, угощал вкусностями, платил за уроки танцев и французского языка, за лечение зубов, дарил игрушки, книжки и одежду, приглашал к себе и развлекал сказками и рассказами. Он восхищался их энергией и трудолюбием, прекрасно понимая, что их заработок составляет важную часть скудного семейного бюджета. 19 июня 1887 года он опубликовал в «Сент-Джеймс газетт» небольшую заметку «Дети и театр», в которой рассказал о дне, проведенном вместе с тремя маленькими актрисами — двенадцати, десяти и семи лет — в Брайтоне, где они выступали в «Алисе»:
«Мы нанесли три визита в дома друзей; долго гуляли по пирсу, где изо всех сил рукоплескали мисс Луи Уэбб и ее чудесному подводному представлению; бросали пенни в каждый автомат, привлекавший вложения, обещая взамен что-то стоящее для ума или тела; мы даже совершили смелый набег на штаб-квартиру компании и, словно Шейлок в сопровождении не одной, а трех Порций, потребовали “фунт плоти” в виде коробки шоколадных драже».
Кэрролла восхищают «энергия жизни этих трех детей и глубина ощущений, с которой они наслаждались всем, большим или малым, что попадалось им на пути»:
«Эти дети — маленькие актрисы, старшая играет уже не менее пяти лет, и даже семилетняя крошка уже появлялась в четырех постановках. Эта троица играет в пьесе по “Алисе в Стране чудес”, написанной Сэвилом Кларком. В Брайтоне ее дают с Рождества только с месячным перерывом. Самая младшая из них играет Соню и еще трех других персонажей, у средней — роль без слов, а старшая играет Алису, пожалуй, самую трудную роль во всей пьесе и, думаю, самую трудную роль из всех, что когда-либо исполнял ребенок: у нее не менее 215 реплик!»
Особое внимание обращает на себя небольшая статья, напечатанная Кэрроллом 4 августа 1889 года в «Санди тайме» под названием «Дети сцены» (2 сентября того же года она вышла в журнале «Театр»), в которой писатель ратует за принятие закона, защищающего этих детей:
«Каждый ребенок младше шестнадцати лет (десять — слишком низкий предел), работающий в театре, должен иметь ежегодно возобновляемую лицензию.
Лицензия должна выдаваться только тогда, когда ребенок сдаст экзамен, определяющий, насколько его уровень знаний соответствует его возрасту.
Следует установить ограничения на количество рабочих недель в году, в течение которых ребенок может быть занят, и на количество часов в день, которое он или она могут проводить в театре. (Это требование ослабляется на время репетиций.)».
В законе, отмечает Кэрролл, должно быть прописано посещение ребенком школы в дневное время и определено количество учебных часов. «Необходима гарантия того, что девочки до шестнадцати лет будут иметь сопровождающих по дороге в театр и из театра», — пишет он.