Внезапно Пендергаст развернулся на девяносто градусов и побежал вдоль рядов кукурузы. Затем опять изменил направление и помчался с максимальной скоростью поперек рядов, петляя между стеблями. Но все оказалось бесполезно: у него не было никакой возможности неожиданно напасть на преследователя или заманить его в засаду. Альбан был вооружен, а Пендергаст — нет. И это не могло кончиться ничем хорошим.

Он заметил впереди свет и бросился к дальнему краю кукурузного поля. Все так же бегом пересек хлопковую плантацию. Низкорослые растения не давали никакой защиты. Пендергаст слышал шаги бегущего за ним Альбана, его шумное дыхание. Началась настоящая погоня, и победитель в этом забеге был известен заранее.

Как раз в тот момент, когда Пендергаст понял, что не добежит до подземного лагеря, он увидел впереди так называемых дефектных. Беспорядочной молчаливой толпой они возвращались с дальних полей, неся инструменты на плечах. В рваной одежде, с дырявыми соломенными шляпами на головах они представляли собой жалкое зрелище.

Шедшие в первых рядах остановились, удивленно глядя на погоню. Однако Пендергаст не сумел распознать среди них Тристрама.

И тут неожиданно он услышал песню, точнее говоря, военный марш. Повернул голову направо и увидел приближающийся со стороны причалов отряд солдат. Близнецы. Их было около сотни — столько же, сколько и дефектных. Мужчины и женщины, юноши и девушки в возрасте от четырнадцати до сорока лет, одетые в обычную серую униформу, с Железными крестами на груди — очевидно, символом новой расы господ. Впереди шли несколько офицеров в парадных нацистских мундирах. Все они были вооружены и, приблизившись, выстроились в колонну, продолжая распевать марш:

Es zittern die morschen Knochen

Der Welt vor dem großen Krieg…[129]

Пендергаст понял, что проиграл. Ему не удастся убежать. Он остановился и повернулся к солдатам.

Альбан, отставший на сто ярдов, замедлил бег. Затем с улыбкой на лице перешел на шаг и снял с плеча винтовку.

Солдаты приближались, не переставая петь:

Wir haben den Schrecken gebrochen,

Füruns war'seingroßer Sieg…

Однако стрелять Альбан не стал. Он подошел еще ближе, и Пендергаст понял по выражению его глаз, что сын хочет растянуть удовольствие, насладиться мгновениями триумфа, не обрывая его преждевременно убогим выстрелом в упор. К тому же теперь у этого спектакля появились зрители, а у него самого — возможность выступить перед публикой. Еще раз испытать себя.

Пендергаст до отвращения четко представлял, что сейчас чувствует сын.

Wir werden weiter marschieren

Wenn alles in Scherben fällt…

Альбан уверенными движениями обыскал Пендергаста, отобрав последнее оружие — маленький ножик. Повертел его в руках и подвесил к поясу — на память.

Солдаты остановились перед ними, молодые, улыбающиеся, розовощекие, пышущие силой и здоровьем. Стоя навытяжку, ровными рядами, они закончили песню:

Denn heute da hört uns Deutschland

Und morgen die ganze Welt.

Капитан Шерман, облаченный в эсэсовский мундир, прошелся вдоль строя, развернулся и посмотрел сначала на Пендергаста, затем на Альбана. И начал медленно обходить их вокруг.

— Отличная работа, — сказал он Альбану на чистейшем английском. — Это последний из тех, кто напал на нас. Оставляю его тебе.

— Благодарю вас, mein Oberführer, — ответил Альбан и с улыбкой обернулся к Пендергасту: — Итак, отец, ты проиграл.

Пендергаст молча ждал. Он оглянулся на беспорядочную толпу близнецов-рабов, наблюдавших за этой сценой с разинутыми ртами. Похоже, они не имели ни малейшего понятия о том, что происходит. Строй солдат находился как раз напротив них. Две группы близнецов, смотревших друг на друга через непреодолимую пропасть, которую разверзла между ними биология, генетика…

Переводя взгляд с рабов на солдат и обратно, Пендергаст видел одни и те же лица. Только выражения на них были разные: у дефектных — уныние и опустошенность, у солдат — удовлетворенность людей, нашедших свое место в жизни. Все было так, как и должно быть, полный порядок.

Горло Пендергаста сдавило от ужаса. Его мутило при мысли о том, что и его жена воспитывалась здесь, что она появилась на свет таким же способом, только на более ранней стадии евгенического эксперимента, длящегося уже по меньшей мере три поколения — сначала в концлагерях Второй мировой войны, а потом здесь, в бразильских лесах. Эксперимента, целью которого, вне всякого сомнения, было создание новой, истинной расы господ, способной воссоздать Четвертый рейх, свободной от любых недостатков, присущих предкам, — от сострадания до близорукости.

Это была чудовищная идея. Бесчеловечная.

Оберфюрер Шерман спокойно произнес:

— Альбан, мы ждем.

Юноша с улыбкой шагнул к Пендергасту, оглянулся на капитана, размахнулся и ударил отца в челюсть с такой силой, что опрокинул на землю.

— Сражайся, — сказал он.

Пендергаст поднялся, вытирая кровь, текущую из разбитой губы.

— Боюсь, что не смогу доставить тебе такое удовольствие, Альбан, — ответил он.

Второй удар опять сбил Пендергаста с ног.

— Сражайся. Я не хочу, чтобы мой отец умер, как трусливая собака.

Пендергаст снова поднялся, неотрывно глядя на сына. Снова получил кулаком в челюсть. Снова упал.

Из толпы оборванных рабов послышался крик. Словно из ниоткуда, вперед выскочил Тристрам.

— Перестань! — закричал он. — Это же мой отец. И твой тоже!

— Верно, — усмехнулся Альбан. — И я рад, что ты тоже все увидишь, Schwächling.

Он развернулся и еще раз ударил Пендергаста.

— Посмотри, как труслив наш отец. Как он жалок!

Тристрам неуклюже бросился на Альбана, но тот ловко уклонился и подставил брату подножку — детская уловка.

Тристрам растянулся на земле.

Солдаты довольно захохотали.

Пендергаст молча стоял перед Альбаном, ожидая следующего удара.