Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы наперебой поздравляли воеводу, а он стоял и тяжело переводил дух. Когда все немного успокоились, решили идти обратно к двери. Во время схватки мне показалось, что в Лабиринте есть кроме нас кто-то еще. Какой-то шум возник вдруг в стороне. Я даже было двинулся по направлению этого шума, но он прекратился.
В решении возвращаться к двери Лабиринта был, на мой взгляд, свой резон. Рассуждал я приблизительно так: Минос уже наверняка извещен о самом факте нашей схватки с Минотавром. Однако он не знает ее исхода, хотя в силу своей непомерной самоуверенности явно считает, что победа осталась за его любимцем. Дверь поэтому вполне может быть уже открыта, хотя бы для того, чтобы направить к монстру на съедение новую партию обреченных.
К моей радости, все оказалось точно так, как я и предполагал. Когда мы добрались до двери, та была открыта нараспашку. А подле нее уже жались друг к другу мальчишки и девчонки, предназначенные для утоления голода убиенного Вышатой урода. Наше появление было столь неожиданным, что стража, побросав оружие, разбежалась. Освободив трясущихся от страха детей, мы поспешили к дворцу Миноса. С собой в качестве трофея прихватили и голову Минотавра.
Завидя нас, воинство Миноса обратилось в бегство. В царском дворце тоже было совершенно пусто. Самого Миноса мы отыскали в парадном зале, где тот прятался под собственным троном. Вытащенный на белый свет царь был столь ничтожен и перепуган, что не вызывал никаких чувств, кроме презрения. К ногам Миноса Вышата швырнул голову Минотавра, карлик с перепугу пустил под себя большую лужу. Лицо царя перекосилось, он держался за сердце и тяжело, прерывисто дышал.
— А вы говорили, что его надо превращать в каменный столб! — сказал я, обращаясь к своим друзьям. — 3ачем же нам увековечивать такое ничтожество, когда он уже и сейчас почти прах!
— И все же я его пришибу! — решительно сказал Вышата и с мечом в руке направился к трясущемуся от страха Миносу.
— Не надо! Не надо! Пощадите его! Убейте лучше меня! Не хочешь убить, возьми в рабыни, но пощади отца! — бросилась к ногам воеводы невесть откуда оказавшаяся здесь Ариадна.
Появление девушки смутило воинственного Вышату, от всей его решительности в одно мгновение не осталось и следа. Бросив в ножны меч, он поднял с пола рыдающую царевну и нежно погладил ее по голове.
— Ладно, не буду убивать твоего папашу-кровопийцу! Пусть живет и трясется!
На выходе из дворца нас поджидал седой и худой старик, едва прикрытый драной туникой.
— Простите меня, что мое изобретение причинило вам столько неприятностей! — сказал он печально.
— Что за изобретение? — не сразу понял я его.
— Меня зовут Дедал, именно я создал Лабиринт!
— А где твой сын Икар? — огорошил я его вопросом.
— О, вы знаете о моем сыне! — всплеснул руками Дедал. — Он у меня такой сообразительный и умный. Когда вырастет, превзойдет меня по всем статьям.
Из-за спины отца выступил худенький мальчишка-подросток с печальными и умными глазами.
Я предложил старику покинуть остров вместе с нами.
— Нет, — замотал тот головой. — Я не все еще доделал здесь, к тому же у меня есть возможность уехать отсюда беспрепятственно и в любой момент!
— Если ты говоришь о самодельных крыльях, то не советую тебе ими пользоваться! Воск от солнечных лучей непременно растает, крылья распадутся прямо над морем!
— Я это уже предусмотрел! — замахал руками изобретатель. — Мы с Икаром просто не будем подниматься высоко в небо!
— Еще раз говорю тебе, что не надо пользоваться крыльями! — крикнул я Дедалу на прощание.
— Тихо! Тихо! — замахал тот руками. — Нас могут услышать приближенные Миноса.
Я глянул на сына Дедала. Икар восторженно смотрел на нас. Бедный мальчишка! Его трагическая судьба, судя по всему, уже предрешена, и я не могу ему ничем помочь! Ход истории невозможно изменить.
На берегу нас уже поджидал кормщик. Как ни в чем не бывало он сообщил мне, что амфоры залиты свежей водой и судно готово продолжить плавание. Взяв кормщика за шиворот, я его как следует тряхнул:
— Признавайся, ты специально затащил нас на этот проклятый остров?
Тот жалобно заскулил и попытался освободиться от моей хватки. Это ему не удалось.
— Кто тебя подослал?
— Никто!
— Почему ты нас предал?
— Вы убили сына моего хозяина!
— Какого еще сына хозяина?
— Финея!
Сразу все встало на свои места. Я выпустил из рук кормщика, тот сразу же отскочил от меня в сторону.
— Но ведь это не мы, а Финей хотел крови и начал ту драку! — сказал я.
— Да, — согласился со мной кормщик. — Финей был не прав, но он сын моего хозяина!
— Есть ли у тебя свои дети? — спросил я.
— Семеро!
— Постарайся лучше, чтобы они выросли достойными людьми, а не негодяями! Довези нас до берега, и мы не причиним тебе никакого зла. Детям нужен живой отец, тебе еще стольких поднимать!
Кормщик побрел ставить парус, а я отошел в сторонку. Подумать было над чем.
Перед самым отплытием на пристань прибежала взволнованная Ариадна.
— Ты настоящий герой! — упала она на колени перед растерявшимся вконец воеводой. — Ты убил страшного Минотавра, а затем пощадил моего отца! Верь мне, я сдержу свое слово и отныне вечно буду твоей рабыней! Если хочешь — возьми меня с собой, если нет — я буду ждать тебя столько, сколько будет нужно, хоть всю мою оставшуюся жизнь!
— Он вернется! Он обязательно вернется! Ты только жди! — ответил за воеводу Вакула.
— Это правда? Правда? — бросилась на грудь Вышаты рыдающая девушка.
— Да, это правда! Я обязательно вернусь к тебе и заберу тебя к себе на север! — промолвил Вышата и заключил девушку в свои крепкие объятия.
Чтобы не мешать выяснению отношений, мы деликатно отошли в сторону.
— Быть нашему Вышате теперь царем Крита! — съехидничал Вакула.
— Как и тебе царем Эфиопии! — поддел его и я.
— Тогда мне остается одно! — расхохотался Геракл. — Стать царем Эллады! Вот была бы теплая компашка! Одна беда, настоящие герои для царствований никак не годятся. Наше дело совершать подвиги и идти дальше! Каждому свое!
Когда наше судно отошло от острова, на берегу еще долго виднелась хрупкая девичья фигурка. В глазах воеводы стояли слезы, не менее расстроен был и Вакула, вспомнивший, видимо, свою Андромеду.
— Нынешний наш поход не слишком успешный. Несмотря на все победы и трофеи, нами навсегда потеряно два сердца: одно в Эфиопии, другое на Крите! — приободрил я в шутку своих друзей.