Ньютон достал из кармана конверт и положил на скатерть.

– Здесь имена, цифры и прочие подробности, но ты не получала их от меня, ладно? – Червяк прямо-таки танцевал в воде, и рыба уже не понимала, что плясать его заставляет крючок, на который он насажен.

– Что, если я не сумею подтвердить все это?

– В таком случае источники моей информации ошибаются и писать не о чем. По крайней мере надеюсь, что тебе понравился ужин. – К тому же червяк в любую минуту может исчезнуть.

– А тебе все это зачем понадобилось, Рой? Почему ты хочешь, чтобы в газетах появилась такая статья? – Все-таки лучше лишний раз убедиться в отсутствии опасности. Каким образом червяк оказался здесь?

– Мне никогда не нравился этот парень, ты ведь знаешь. Мы не сошлись во мнениях по поводу двух больших ирригационных проектов, и он воспрепятствовал передаче крупного оборонного заказа моему штату. Но ведь тебе нужна настоящая причина? Так вот, у меня есть дочери, Либби. Одна заканчивает Пенсильванский университет, другая только что поступила на юридический факультет университета в Чикаго. Обе стремятся следовать примеру отца, и мне совсем не хочется, чтобы мои маленькие девочки попали на Капитолийский холм, пока там находятся такие подонки, как Эд Келти. – Да кому интересно, каким образом такой вкусный червяк оказался в воде?

Либби Хольцман кивнула, удовлетворенная ответом. Она взяла конверт и положила в сумочку, даже не заглядывая в него. Поразительно, что они никогда не замечают крючка, до тех пор пока не станет слишком поздно. В некоторых случаях не замечают его совсем. Официант был разочарован, когда его клиенты отказались от десерта, ограничившись, прежде чем расплатиться, чашечкой кофе «эспрессо».

* * *

– Алло?

– Это Барбара Линдерс? – послушался женский голос.

– Да. С кем я говорю?

– Меня зовут Либби Хольцман, я из «Вашингтон пост». Живу в нескольких кварталах от вас. Мне бы хотелось зайти к вам и поговорить.

– О чем?

– Об Эде Келти и о причине, по которой они отказались от передачи дела в суд.

– Как отказались?

– Вот так, милая. Отказались и все, – ответил голос.

– Одну минуту. Меня предостерегали против разговоров с журналистами. – В голосе Линдерс звучало нескрываемое подозрение. Ей и в голову не пришло, что этим она уже выдала себя.

– Так уж принято, они всегда предостерегают и обычно против разумных поступков. Вы ведь помните, это я предала гласности отвратительные делишки, которыми занимался конгрессмен Грант в офисе своего округа? И это я пригвоздила подонка заместителя министра внутренних дел. Я всегда внимательно слежу за подобными делами, Барбара. – По тону голоса казалось, что Хольцман разговаривает с младшей сестрой, что соответствовало истине. Либби едва не получила Пулитцеровскую премию за журналистские расследования, в которых политика была связана с совращением женщин.

– Откуда я знаю, что разговариваю именно с вами?

– Вы ведь видели меня по телевидению, правда? Пригласите зайти и убедитесь собственными глазами. Я могу приехать через пять минут.

– Сначала позвоню мистеру Мюррею.

– Конечно, позвоните, только пообещайте мне одно, ладно?

– Что именно?

– Если он снова повторит вам то же самое относительно причины, по которой дело не передают в суд, то мы встретимся и поговорим. – Либби на мгновение замолчала. – Знаете, а почему бы мне не отправиться к вам прямо сейчас? Если ответ Дэна удовлетворит вас, мы просто выпьем по чашке кофе и вы расскажете о себе, для того чтобы я могла использовать это в газетной статье после начала процесса. Согласны?

– Да… пожалуй. А теперь все-таки я позвоню мистеру Мюррею. – Барбара положила трубку и набрала номер, который помнила наизусть.

– Привет, это Дэн…

– Мистер Мюррей! – тут же прервала его Барбара, чувствуя, как уже поколебалась ее вера в справедливость окружающего мира.

– …и Лиз, – добавил другой голос, оба явно записанные на ленту автоответчика. – Сейчас мы не можем подойти к телефону, – дружно произнесли два голоса, – но если вы хотите…

– Где вы, мистер Мюррей, когда вы так мне нужны? – заявила мисс Линдерс, обращаясь к автоответчику, и в отчаянии бросила трубку еще до того, как полное юмора обращение закончилось и раздался короткий гудок, после которого диктуется сообщение. Неужели такое возможно? Неужели это правда? – лихорадочно думала Барбара.

Мы находимся в Вашингтоне, напомнил ей жизненный опыт. Здесь возможно все.

Барбара Линдерс оглянулась по сторонам. Она провела в Вашингтоне одиннадцать лет и чего сумела добиться? Живет одна, в маленькой однокомнатной квартире с гравюрами на стене. Хорошая мебель, которой пользуется лишь она. Воспоминания, угрожающие рассудку. Она осталась одна, в полном одиночестве, и ее единственной надеждой было изгнать ужасные воспоминания, отомстить человеку, разрушившему ее жизнь. А теперь что же, ей отказывают и в этом? Неужели жизнь может быть настолько жестокой? Самым пугающим было то, что и Лайза испытывала те же чувства. Барбара знала это из письма, сохраненного ею, ксерокопия которого все еще лежала в коробочке с украшениями, спрятанной в ящике серванта. Она решила сохранить это письмо как память о своей лучшей подруге, а также напоминание ей, насколько опасно предаваться отчаянию, как это сделала Лайза. Прочитав письмо несколько месяцев назад, Барбара решила открыться знакомому врачу-гинекологу, которая, в свою очередь, направила ее к психиатру Кларис Гоулден, и начался процесс, ведущий… куда? В этот момент раздался звонок, и она пошла к двери.

– Привет! Вы меня узнаете? – Вопрос сопровождался теплой и дружеской улыбкой. Либби Хольцман была высокой женщиной с густыми черными волосами, обрамлявшими бледное лицо, на котором выделялись яркие карие глаза.

– Заходите, пожалуйста, – ответила Барбара, отходя от двери.

– Вы позвонили Дэну?

– Его нет дома… или, может быть, он просто оставил включенным автоответчик. Вы с ним знакомы?

– О да. Мы – добрые друзья, – сказала Либби, направляясь к дивану.

– Как вы считаете, на него можно положиться? Положиться по-настоящему?

– Вам нужен честный ответ? – Хольцман задумалась. – Да, можно. Если он ведет дело сам, ему можно верить. Дэн – честный человек, можете не сомневаться.

– Но ведь сейчас он не ведет дело сам, в одиночку, правда? Либби покачала головой.

– Нет, такой процесс будет слишком сенсационным, неизбежно приобретет политическую окраску. И вот еще что важно знать о Мюррее – видите ли, он слишком верен людям, которых уважает, и потому будет делать то, что ему скажут. Я могу сесть, Барбара?

– Да, конечно. – Обе женщины опустились на диван.

– Вы знаете, в чем задача прессы? Мы следим за ходом событий. Мне нравится Дэн. Я им восхищаюсь. Он действительно хороший полицейский и честный человек. Готова побиться об заклад, что в течение всей работы с вами он вел себя, как это сказать, ну вроде сурового старшего брата, верно?