– Извини, мама, – сказала Клео, решив не выдавать братьев. – Мне нет прощения! Но ты же знаешь, что я Клео-ворчунья.

– Вовсе нет, – возразила Шейла. – Мы тебя любим, и ты не можешь не знать, что всегда была моей любимицей. Но с тобой трудно, потому что ты принимаешь все близко к сердцу.

– Я знаю, мама, я исправлюсь. Обещаю.

– А ты скоро приедешь навестить нас?

Клео была уверена, что Лия обрадуется, узнав, что она восстановила отношения с семьей. Ей положены два выходных в неделю. Если она поработает сверхурочно, то у нее получится длинный уик-энд.

– Я приеду через неделю, – сказала она. – Не могу дождаться, когда вас увижу.

Когда Клео положила трубку, Джейсон легонько похлопал ее по плечу.

– Спасибо, что не выдала нас, сестренка, – сказал он. – Папа бы нас прикончил, если бы узнал… Теперь мы принимаем тебя в свою компанию. Ты настоящий друг.

– Давно пора, – пробурчала Клео, ткнув его в бок.

Джейсон и Лиз подвезли Клео в Клауд-Хилл, когда уже совсем стемнело.

Там, где обычно парковалась Лия, стоял большой черный лимузин. «Должно быть, к Лии приехали гости», – подумала Клео.

– Красивое место, правда, Джейсон? Мне нравится тут работать, хотя и жаль, что это не «Уиллоу».

Лиз ободряюще похлопала ее по руке.

– Рада была познакомиться с тобой, Лиз, – сказала Клео.

Она вышла из машины, вслед за ней вышел Джейсон.

– Как хорошо, что ты приехала, сестренка, – не скрывая волнения, проговорил он.

– Я тоже рада, – шепнула Клео, обнимая брата.

– Я скучал по тебе, – сказал он приглушенным голосом.

– Я тоже… скучала по тебе, по нашей семье… – Клео с любовью посмотрела на брата. – Береги себя и Лиз, она славная.

– Ты тоже береги себя, Клео.

Из окна автомобиля никем не замеченный мужчина с коротко остриженными волосами с интересом наблюдал эту сцену.

– Ну, все, пока. – Клео чмокнула брата в щеку и направилась к дверям в Клауд-Хилле. День был слишком напряженным, и она устала, но была бесконечно рада, что все, наконец, закончилось благополучно.

В один из чудесных дней на исходе лета Мел повела девочек в парк. Сара, размахивая от восторга ручонками, устремилась прямиком в ворота. Трава уже местами пожелтела, ветерок разносил семена растений, пышно доцветали поздние цветы.

– Ой, мама, посмотри, это же цветочки феи!

Сара любила давать цветам разные имена и считала, что маргаритки, бурно разросшиеся у ворот Абрахам-парка, принадлежат феям. Одуванчики она отдала эльфам, поскольку не любила ни эльфов, ни одуванчики. Но больше всего повезло шиповнику, который украшал перила крошечного павильона с облезлыми стенами. Из-за его божественного аромата Сара причислила шиповник к собственности самого Бога.

Радостно улыбаясь матери, она свернула с дорожки на газон, заросший маргаритками. Кэрри побежала за ней. Черная дворняжка, старая знакомая девочек, появилась невесть откуда и устремилась вслед за ними, виляя хвостом и высунув розовый язык.

– Ты меня обслюнявишь! – воскликнула Сара, гладя собаку.

Пес подбежал к Мел и сунул нос в сумку с шитьем и едой для девочек.

Погладив собаку, Мел дала ей кусочек бисквита.

– Девочки, пойдемте на игровую площадку!

Кэрри и Сара побежали вперед, дворняжка моталась между ними. Девочки по очереди гладили ее, гордые тем, что собака именно с ними отправилась на прогулку.

Когда все четверо добрались до детской площадки, девочки вбежали в маленькие ворота.

– А тебе, дружок, придется остаться, – сказала Мелани.

– Мама, ну, пожалуйста, – умоляюще проговорила Сара. – Он такой хороший.

– Собакам туда нельзя, – сказала Мел. – Но он нас подождет. Ты ведь подождешь нас, правда? – Мел улыбнулась дворняжке, и та в ответ завиляла хвостом. «Теперь мы могли бы завести собаку», – как бы, между прочим, подумала Мел. Сара всегда просила собаку, а поскольку Мел теперь дома, что мешает? И вдруг ее осенило, что с тех пор, как она ушла с работы, все изменилось. К ней вернулась радость жизни.

Мел так долго вела напряженную жизнь, что материнство незаметно превратилось для нее в тяжкий труд. А этого, конечно, быть не должно. Ведь когда Сара и Кэрри родились, любовь и радость переполняли ее. А потом?

Потом у нее не было времени наслаждаться своим материнством, потому что нужно было поскорее вернуться на работу, снова быть на уровне и «выдавать результат на ПО процентов», как говорила Хилари. И никто с ней ни разу не поспорил.

Материнство перестало быть для Мел радостью. Оно превратилось в своеобразный тест на выносливость.

Ее тогдашняя жизнь напоминала бег наперегонки со временем. Если она будет добираться на работу определенным маршрутом, то выиграет пять минут. Если за выходные наготовит еды на неделю, то ежедневно получит пятнадцать минут свободных…

И только в последние несколько месяцев к ней вернулась та радость, которую она испытывала после рождения дочерей.

Мел сидела на скамейке у детской площадки и наблюдала за игрой девочек. Когда рядом с Сарой были ее подружки, она не играла с младшей сестрой. Но когда они оставались одни, как сегодня, то инстинктивно тянулись друг к другу.

– Сара, раскачай меня. Еще, еще! – пронзительно кричала Кэрри.

Сара послушно раскачивала качели, и Кэрри взлетала вверх с ликующим криком, болтая в воздухе толстыми ножками.

– Сара, отойди, милая, тебя качели заденут, – предупредила Мел, и Сара ловко отпрыгнула в сторону.

Дети видят в жизни волшебство, которое взрослые упускают. Например, божья коровка, которую Сара сегодня утром заметила на кафеле в кухне и почтительно отнесла в кусты.

– Посмотри, мама, – позвала Сара, и Мел, оставив мытье посуды, подошла к дочери.

Когда качели надоели девочкам, Мел повела их дальше в парк. Четвероногий друг следовал за ними. Они шли по платановой аллее мимо теннисных кортов, откуда доносился приятный стук мячей.

Сара остановилась и, прижавшись носом к проволочной сетке, с интересом наблюдала за игрой.

– А можно мне попробовать, мама? – спросила она.

– Когда купим ракетки, – увильнула от ответа Мел. Она видела, с каким трудом Сара справлялась с мячом в гостях у подружки.

– Но ты уже это говорила, – проворчала Сара.

– Завтра, хорошо? – предложила Мел. – Я обещаю. Разве я хоть раз не сдержала слово?

Сара молча вскинула подбородок, всем своим видом выражая несогласие.