Костоусов и Партин в Кунгуре поступили в большевистскую разведку и контрразведку и продолжали в них свою кровавую деятельность над местным обывателем и интеллигентом. При отступлении Красной армии Костоусов ушел с ней на Пермь, а затем далее на Вятку, а Партин попал в плен и по приговору военно-полевого суда был расстрелян по обвинению в работе в качестве тайного агента и палача в контрразведке противника. Как участник сокрытия тел членов Царской Семьи он не был допрошен.

* * *

Из числа рабочих Сысертского завода и фабрики Злоказова, служивших в охране дома особого назначения, кроме Павла Медведева, позднее были задержаны в разных местах: разводящий Якимов и охранники Проскуряков, Семенов, Чуркин, Соловьев, Луговой, два брата Болотовых и Савков. Все они самостоятельно уходили из рядов Красной армии и из-под власти большевиков, пробирались к себе на родину и стремились зажить честным заработком, будучи по существу вовсе не большевиками.

Что же это были за люди? Что их толкало делаться добровольно красноармейцами, преступниками, братоубийцами, изменниками вере и слугами изуверов религии лжи? Ведь таких было много, очень много, так много, что здоровые элементы народной массы не смогли взять преобладания над ними, и они повели всю Россию за вожаками из интеллигенции, жидовствующими и социалистами, по пути революции, ее углубления, ее расширения – до пропасти, созданной безумствовавшими революционерами Израиля и их сотрудниками из российских утопистов большевизма.

Виктор Проскуряков, этот охранник-мальчишка 17 лет, активный деятель всех стадий охватившей Россию революции и развала, в своей исповеди-показании говорит: «Я вполне сам сознаю, что напрасно не послушался отца и матери и пошел в охрану. Я сам теперь сознаю, что нехорошо это сделали, что побили Царскую Семью, и я понимаю, что и я нехорошо поступил, что кровь убитых уничтожал. Я совсем не большевик и никогда им не был. Сделал я это по глупости и по молодости. Если я теперь мог чем помочь, чтобы всех тех, кто убивал, переловить, я бы все для этого сделал». Проскуряков, давая показание, плакал и убивался, но в искренность его раскаяния верить особенно не приходилось, так как он не добровольно пришел покаяться и не сразу признался в своем грехе, а лишь после того, как ему стало ясно, что о его службе в охране следствию уже все известно.

Но в его словах как бы есть один из ответов на поставленные выше вопросы – это ссылка на молодость и глупость как на причины, заставившие его стать слепым оружием других людей, людей злой воли.

Если так, то в создании из Викторов Проскуряковых преступников, помимо всех прочих возможных причин, прежде всего повинными являются те, кто его растил, воспитывал, та среда, среди которой протекало его детство, и которые не дали ему достаточно прочных устоев морали, нравственности и, главное, духа веры, могших удержать его от соблазнов и ложных жизненных шагов, когда таковые встретились на его пути. Родители удерживали Виктора Проскурякова, но не смогли удержать. Следовательно, в его 17-летних глазах, во всем внутреннем его содержании родители не обладали той моральной силой авторитета, которая прежде всех других влияний должна была и могла остановить его на краю пропасти.

Если эта природная сила уже отсутствовала по тем или другим причинам, то может ли общество, государство опираться на какие-либо другие влияния, моральные силы, дабы сохранить какую бы то ни было форму своего строя? Если подорваны нравственные устои общества, семьи, своего очага – этой неизбежной и исходной ячейки здорового государственного организма, то революция может привести только к анархии и насилию социалистического коммунизма.

Охранник из команды дома особого назначения Иван Николаевич Клещеев после убийства Царской Семьи ушел из Екатеринбурга с Красной армией в Пермь. Там он еще с другими семью охранниками был сначала назначен для охраны комиссара снабжения Горбунова, а затем получил должность вахтенного в интендантских складах на станции Левшино. В первую же неделю своей новой службы Иван Клещеев украл со склада сукно и, пытаясь продать его, попался. Его арестовали, судили и послали на принудительные работы сроком на шесть месяцев.

Иван Клещеев родился в 1897 году в города Шадринске и почти до Февральской революции 1917 года проживал при своих родителях на Крестовоздвиженской суконной фабрике Ушакова близ села Камышинского Екатеринбургского уезда. Отец его, Николай Иванович Клещеев, 52 лет, несколько десятков лет прослужил механиком на этой фабрике. Был он человек не пьяный и не трезвый, а так, как все; работал исправно, аккуратно, добровольно, а в семейном быту был слабый, безвольный, под башмаком у своей жены Татьяны Васильевны, женщины властной, грубой, заносчивой, но души не чаявшей в своем первенце Ванечке. Кроме Ивана были у них еще два сына и две дочери, но баловнем матери оставался Иван, которому с детства она ни в чем не отказывала, прикрывала его проступки и потакала всяким наклонностям и капризам. Любила она его слепо, до сумасшествия.

С детского возраста Иван приобрел дурные наклонности и, будучи еще совсем мальчишкой, начал заниматься кражами. Мать оберегала его от наказаний отца, принимала часто его вину на себя и за него лгала, измышляя оправдания для ненаглядного Ванюшки. Учился он лениво и плохо, также плохо вел себя в школе, так что учителя жаловались на его поведение, но родители к исправлению никаких мер не принимали. В конце концов Ивана, как неисправимого по поведению и ленивого ученика, исключили из сельского училища, где он обучался.

Тогда отец взял его в обучение к себе и приучал к слесарному делу при фабрике Ушакова, где Иван и проработал до совершеннолетнего возраста. Взрослым он не оставлял своего порока – красть, но крал ловко, хитро, не попадался и судим не был. Незадолго до Февральской революции он ушел, под предлогом искать работу, на сторону от своих родителей; несколько времени пропадал в безвестной отлучке от отца и матери и затем объявился в Тюмени в компании босяков, ставши сам таковым. Разыскала его мать, совершенно обезумевшая и потерявшая спокойствие со дня его исчезновения; где она только ни перебывала, куда ни бросалась разыскивать его, всюду изъездила и исходила и наконец нашла в какой-то тюменской трущобе, притоне всяких темных личностей. Нашла, все забыла от радости и, в материнской гордости, привезла домой, на фабрику Ушакова.

Прожив некоторое время при своих родителях, Иван опять ушел от них и поступил на металлическую фабрику Злоказова в Екатеринбурге. Здесь его застал большевистский переворот. Новое направление было по нему: он охотно примкнул к партии большевиков и вскоре, сделавшись ярым красноармейцем, явился предводителем шайки советских грабителей по отобранию и реквизиции имущества у частных владельцев. В феврале 1918 года во главе такой партии хулиганов и грабителей Иван явился в дом к своему бывшему хозяину Ушакову и, ворвавшись ночью, угрожая расстрелом, потребовал от хозяина выдачи оружия, денег, имущества. Затем, подстрекнув рабочих, предъявил Ушакову требование передать и всю его суконную фабрику. Отец Ивана, как человек порядочный, долгое время не склонялся на сторону большевиков, настаивавших на отобрании у Ушакова фабрики, но потом, под убеждениями своего сына и примкнувшей к нему матери, Татьяны Васильевны, во всем сочувствовавшей большевику-сыну, перешел на их сторону и примкнул к группе рабочих, отбиравших от Ушакова фабрику. В руках новых владельцев фабрика прекратила работать, и все жившие ею остались без заработка.