Они стояли возле стойки паспортного контроля, неловко переминаясь с ноги на ногу. Джулия хотела многое сказать Киту — например, какой он чудесный человек, как она с ним счастлива и как сильно его любит — да-да, любит! Но нужные слова не шли в голову, поэтому она молчала, боясь ляпнуть что-то не то.

В конце концов, Кит обнял ее и крепко прижал к груди.

— Я буду очень скучать по тебе, милая, — прошептал он ей на ухо.

— Я тоже, — выдохнула Джулия.

Он отступил назад и откинул с ее лица прядь волос.

— Пожалуйста, береги себя. И помни: если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. Я буду ждать тебя столько, сколько нужно.

Джулия кивнула, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Спасибо.

— Я люблю тебя, милая, — тихо произнес Кит.

От волнения у нее перехватило дыхание.

— Да, — только и смогла сказать она, слабо махнула рукой и прошла через турникет.

Сидя в салоне самолета, который готовился приземлиться в Тулоне, Джулия с удивлением обнаружила, что думает не столько о предстоящих делах, сколько о разлуке с Китом. Она уже провела без него три часа, и кто знает, когда они снова увидятся? На душе было тоскливо. Она не ожидала, что будет так сильно по нему скучать.

Едва ощутив знакомый сладковатый запах сосновой хвои, Джулия с трудом поборола желание снова сесть в самолет и улететь обратно в Уортон-Парк, к Киту. Взяв напрокат машину, она поехала по живописной приморской трассе к дому, прекрасно понимая, почему ее тянет обратно в Англию: меньше чем через час ей предстояло нечто пугающее.

«Но чем скорее я это сделаю, тем быстрее вернусь к Киту. Надо попрощаться с прошлым. И попрощаться в одиночестве».

На дороге было полно отдыхающих. Джулия терпеливо лавировала в потоке машин, проезжая красивые курорты Борм-ле-Мимоза, Лаванда и Райоль-Канадель. Люди семьями валили с пляжей, направляясь в шумные бары и кафе. В августе вся Франция перебиралась на юг, и торопиться куда-то не было смысла.

Извилистое шоссе начало забирать в гору. Внизу открылась чудесная панорама лазурного моря. После скудного норфолкского пейзажа, который Джулия находила первозданно красивым, Лазурный берег слепил пышностью и богатством красок. Можно ли сравнить необработанный алмаз с изящно ограненным сапфиром? Впрочем, у того и у другого камня своя прелесть.

В Ла-Круа-Вальмер Джулия поехала по крутой узкой дороге вверх, к горному городку Раматюэль. Сердце ее колотилось. Она редко испытывала потребность выпить, но сейчас рюмка-другая ей бы не помешала.

Как обычно, пригород был забит туристами, и Джулии пришлось припарковаться на некотором удалении от своего дома, стоящего рядом с главной площадью. Она достала из багажника рюкзак и пошла по тропинке. Раматюэль представлял собой лабиринт из узких улиц и укромных переулков, застроенных живописными старинными домами, каменные стены которых украшали пышные пурпурные цветы бугенвиллеи.

Деревня находилась всего в десяти минутах ходьбы от шумных пляжей Пампелон и курорта Сен-Тропе, поэтому здесь было больше роскоши, чем в других французских поселках: дорогие рестораны зазывали богатых посетителей. Джулии нравилось бывать здесь зимой, когда в деревне оставались только местные жители.

Она остановилась у кованых железных ворот, за которыми виднелась короткая дорожка, ведущая к парадному крыльцу ее дома. Собравшись с духом, Джулия открыла ворота, прошла по дорожке и вставила ключ в замок...

Габриэль знает, что я должна прийти, и вместе с Агнес ждет меня у окна. Вот сейчас дверь откроется, он сбежит по лестнице и кинется в мои объятия. Я крепко прижму к себе сына, вдохну его чудесный запах, составленный из запахов Ксавьера, моего и его собственного. Я буду гладить его свежевымытые темные волосы (слишком длинные для мальчика, но у меня не поднимается рука состричь эти мягкие кудряшки).

— Tu es rentree. Je t’aime, maman, — скажет он, повиснув на мне, как обезьянка, и мы вместе поднимемся по лестнице на второй этаж.

Агнес встретит нас улыбкой. Я усажу Габриэля себе на колени, мы все устроимся за кухонным столом, и они расскажут мне, чем занимались в мое отсутствие.

Потом он слезет с моих колен и, смущаясь, принесет рисунок — это для меня. Бумага будет жесткой и покоробленной от неумело наложенной краски, но сын будет сиять от гордости, зная, как я счастлива.

Мы пойдем гулять. Габриэль запрыгнет на свой трехколесный велосипед, и будет лихо крутить педали, нарезая круги по террасе и демонстрируя мне свои способности. Потом он устанет и снова заберется ко мне на колени, посасывая пальчик. Его сердечко будет биться рядом с моим сердцем.

Когда он задремлет, я возьму его на руки, отнесу в спальню и бережно уложу в кроватку, нагнусь, поцелую в лобик, с удовольствием коснувшись губами нежной кожи, поглажу по головке и прошепчу, что люблю его и что, пока я дома, мы с ним будем играть и заниматься разными другими замечательными делами. Уже засыпая, он приоткроет один глаз — проверит, не ушла ли я.

Нет, милый, я здесь... я всегда буду рядом.

Джулия открыла дверь. Дом встретил ее тишиной. Она приготовилась шагнуть в прошлое и вновь ощутить боль.

Темный коридор поражал странным запахом — так пахли все дома, в которых давно не жили, но Джулия, по счастью, этого не знала. Она направилась в заднее крыло, на кухню. Закрытые ставни защищали от яркого летнего солнца, и в помещении царил полумрак. На длинном столе из французского дуба, прислоненная к вазе с фруктами, белела записка:

Дорогая мадам Джулия!

Надеюсь, вы будете довольны. Я заполнила холодильник продуктами и оставила на плите кастрюлю с едой. Приду завтра в десять, как обычно. Если вам что-то понадобится раньше, пожалуйста, звоните.

С возвращением, мадам!

Агнес.

Джулия взяла из вазы спелый персик, прокусила его бархатистую кожицу и пошла к двери на террасу. Старый дом располагался на людной узкой улице, но отсюда открывалась великолепная панорама, не прерываемая другими зданиями. Сейчас Джулия стояла на вершине холма и оглядывала склон, покрытый соснами, оливами и елями, который тянулся на сотни ярдов вниз, к берегу мерцающего на солнце голубого моря.

Джулия проводила здесь большую часть времени. Она сидела под аркой, увитой синим виноградом, слушала цикад, музыку Ксавьера и восторженные крики Габриэля, доносившиеся из бассейна.

Теперь остались только цикады. Она одна в доме, и некуда деться от страшных воспоминаний. Ноги Джулии ослабели, она тяжело опустилась в кресло из кованого железа.

Прошел всего год... а кажется, целая жизнь.

Тот страшный, чудовищный день начался совершенно обычно. Ничто не предвещало беды. Было жаркое июльское воскресенье...

Утром Джулия улетала в Париж, где должна была выступить в зале «Плейель» с Парижским оркестром — играть Второй концерт Рахманинова, свое любимое произведение. Помнится, в ожидании такси она отнесла вниз свои сумки, радуясь, что задержится в другом городе всего на одну ночь. Завтра вечером вернется домой и будет пить чай вместе с Габриэлем. Ей всегда нелегко давалась разлука с сыном. Зато, утешала она себя, ее «мальчики» пообщаются. Дома Ксавьер не вылезал из-за рояля и сердился на Габриэля, если тот его беспокоил. Малыш уже знал: папе лучше не мешать — капризная творческая натура делала его непредсказуемым.