Хромой перевел взгляд от Черного на Михаила Ефимовича и ответил, почему-то шепотом: – Понимаешь, Тихий, он остался дежурным сегодня, а мы, как всегда, пошли на промысел.

Вернулись полчаса назад, а он лежит здесь, и люди собрались, потом менты подъехали и начали разбираться. Пока и мы ничего не знаем.

Менты говорят, что он выпал сам из окна по пьяни или мы его выбросили: поругались и выбросили – вроде у него ссадины есть на руках и на лице. Такие вот дела, Тихий, ты пока к нам не подходи, а то и тебя обвинят – держись подальше от нас: как зевака из толпы.

Михаил Ефимович отошел под дерево, поставил связки книг прямо на землю и сел на них. То, что осталось от Черного, лежало прямо перед ним, а ещё два дня назад они сидели рядом за столом и обсуждали события прошедшего дня, пока Учитель не затеял перепалку с Ивановым по поводу его безудержной тяги к спиртному.

Было странно слушать этот спор о вреде алкоголя, после того, как оба спорщика выпили по стаканчику этого алкоголя из стоявшей на столе бутылки и продолжили спор с ещё большим ожесточением.

И вот, Черного больше нет и уже никогда не будет. Михаил Ефимович вдруг осознал, что ничего не знает о Черном, кроме его рассказов о себе – не знает, даже его настоящих фамилии и имени: ничего, кроме товарищеской клички, как у собаки.

Тут подъехала машина скорой помощи, менты сфотографировали тело со всех сторон, санитары вынесли носилки, положили на них Черного, накрыли сверху лицо тряпкой, погрузили носилки в машину и уехали, помигивая синим фонарем.

Люди разошлись, а менты прямо здесь начали опрос свидетелей, каковыми являлись сожители Черного и какой-то старичок, который прогуливаясь неподалеку, первым увидел тело и позвонил в полицию. Примерно через час, менты тоже уехали, оставив бомжей одних.

Михаил Ефимович подошел к ним. Они стояли возле дома и смотрели на небольшое пятно крови на асфальте – всё, что осталось от их товарища.

– А, Тихий, и ты здесь? – спросил Учитель, впервые заметив подошедшего к ним Михаила Ефимовича, – видишь какое дело: убили Черного!

– Как убили? – удивился Михаил Ефимович, – он же выпал из окна, я видел его тело здесь на асфальте!

– Вот и менты говорят, что он сам выпал из окна, только я им не верю. Окно это, мы никогда не открывали – незачем было, часть стекол выбита, и комната проветривалась от нашего, сам знаешь, кислого запаха. А сейчас окно было открыто, да и стол в комнате повален – видно Черный сопротивлялся, пока его не выбросили из окна, а на лице его синяк, наверное, от кулака.

Вчера трое парней каких-то здесь крутились, заходили в другие подъезды, может, они и убили сегодня Черного, – продолжал Учитель, оглядываясь по сторонам: нет ли чужих поблизости.

Чужих рядом не оказалось, и он излагал события дальше: – Я и ментам сказал, что Черного убили, но они настаивают на несчастном случае: им ни к чему уголовное расследование проводить– подумаешь, бомж умер! Напился пьяный и упал сам и никакой уголовщины нет, дело закрыть – вот их цель.

Мент мне так и сказал, что если будем возражать, то нас тоже привлекут к ответственности за соучастие: мол, подрались мы между собой – один в драке и выпал из окна. Документы у нас проверили менты, ты же знаешь: ксерокопии паспортов мы всегда носим с собой, а паспортов давно нет – потеряли, скитаясь по подвалам.

Лишь Иванов умудрился паспорт сохранить – он его в пакет полиэтиленовый завернул, засунул в матерчатый мешочек, а мешочек привязал к жгуту и повесил на шею: так и носит на себе всё время, даже когда моется, по случаю, с шеи не снимает.

Так вот. Документы менты у нас проверили, переписали данные и сказали, чтобы мы уматывали из этого дома, вместе со своими пожитками, но недалеко, чтобы если понадобимся, они могли нас найти. Только я так думаю, что не нужны мы им больше, а дело они и без нас закроют, – закончил Учитель, – ладно, пошли собираться – менты срок дали до вечера: пошли от греха подальше.

– С Черным, что дальше будет?– спросил Михаил Ефимович.

– Известно что, – ответил Хромой, – полежит, сколько положено в морге, потом отвезут на кладбище для всяких неопознанных или невостребованных тел и там закопают без гроба в полиэтиленовом мешке и дощечку поставят: кто и когда похоронен, а если неизвестный – только номер из журнала погребений.

– Кстати, а как Черного зовут? – снова спросил Михаил Ефимович, – я не знаю, кроме вашей клички

– Так и зовут: Черный Николай Иванович – мы его по фамилии окликали, так же, как и Иванова, – ответил Учитель.

– Хотелось бы узнать и ваши имена – фамилии, – продолжил Михаил Ефимович, – а то бываем вместе и ничего не знаем!

– К чему тебе наши данные, – нахмурился Учитель, – зови так, как и раньше, а понадобится – тебе скажут: кто и что, если ты намекаешь на судьбу Черного.

– Зачем же убили Черного и кто? – не унимался Михаил Ефимович, всё ещё находясь под впечатлением этого события.

– Может наркоманы – просто так, а может охотники на бомжей, – ответил Учитель, – я слышал, что есть такие отморозки из благополучных семей, которые не считают нас за людей, убивают одиноких стариков, бомжей и проституток, а потом и похваляются в своем кругу об этих подвигах.

Как-то читал в «МК», что одна девица – дочь миллионера, на своём авто давила стариков и прохожих. Адвокаты потом отмазывали её от наказания и она на своей машине рисовала звездочки – по числу убитых ею людей: как в войну летчики рисовали на своем самолете звездочку за сбитый фашистский самолет.

Такой путь прошло наше общество: от сбитого самолета врага, до убитого пешехода богатым отпрыском вора – демократия, однако, – Учитель замолчал, постоял ещё на месте гибели товарища и пошел в жилище собирать вещи, чтобы уйти с этого места и не озлоблять ментов, которые и без таких причин всегда злобны. Остальные пошли следом.

Хромой окликнул Михаила Ефимовича, который пошел за своими книгами: – Идем с нами, Тихий, поможешь нам паковать и нести вещи – там и книги есть, которые Черный принес вчера для тебя.

Михаил Ефимович пошел за ними в их убежище. Действительно, стол в комнате был опрокинут, окно открыто, а некоторые вещи бомжей разбросаны в беспорядке по комнате: неясно было – сделали это менты,