Когда я рожала, я плакала – и не столько от схваток, сколько от душевной боли, я плакала обо всем. Я плакала оттого, что мама не со мной; мне так хотелось вновь, как в детстве, ощутить на лбу прохладу ее пальцев. Я хотела маму, которая обнимет и прижмет меня к себе; и мы будем раскачиваться в такт до тех пор, пока боль не отступит; и она будет шептать мне на ухо, как заклинание, только ей известные слова; а через какое-то время я перестану вслушиваться, но их приглушенная мелодия будет отзываться эхом в моем теле, как это было когда-то, когда она меня вынашивала.

Когда акушерка протянула мне Инбаль, я не побоялась ее взять, но не осмелилась взглянуть. Я родила, а мама не здесь. Теперь я сама мама. Я смотрела на Амира, который, не скрывая слез, растерянно глядел то на меня, то на малышку, и вдруг будто застыла: что я наделала? Как я объясню дочке, что ушла от мамы, что бросила ее? И как смогу рассчитывать на ее верность?

Позже, уже в отделении, я наблюдала за молодыми матерями и их мамами, и мое сердце сжималось от тоски. Все забытое всплыло, новое перемешалось со старым; моя уверенность дала первую трещину. Незаметно я начала готовиться к встрече.

Мне стала сниться мама, всегда в наброшенной на плечи зеленовато-голубой шали. Боль, стыд и тоска оказались под стать самой лучшей своднице: они вызывали ее на встречу со мной почти каждую ночь. Она расправляла свою широкую длинную шаль, и мы прижимались друг к другу, превращаясь в одно целое. Постепенно наше дыхание сливалось, становилось одним большим вдохом и выдохом. Нам было хорошо вместе: только она и я, и больше никого…

Через несколько дней, когда я с Инбаль была уже дома, произошло что-то странное. Мама опять пришла ко мне. Я чувствую запах ее тела, прикасаюсь к ее рукам, и она меня гладит. Мы опять одно целое: наши пальцы сцеплены, щеки прижаты одна к другой – нам тепло и хорошо вместе. Даже тоска, которая беспрерывно сжимает мне горло, исчезла. Но где-то далеко что-то гудит – еле различимый голос, который пытается нас разъединить; и мы еще сильнее зарываемся друг в дружку, отказываемся слышать звук, впивающийся в наш клубок. Но голос не прекращается, он нарастает, становится громче и сильнее, пока я не вскакиваю. Инбаль лежала возле меня в люльке и плакала.

Я прижала ее к груди и, глядя, как она жадно сосет, вдруг ощутила жуткий страх, а затем услышала себя говорящей – прямо произносящей вслух: «Я клянусь, что буду служить тебе до конца, тебе и только тебе».

В первый миг я почувствовала себя сильной, уверенной, но уже в следующее мгновение все перепуталось.

Теперь я уже обращалась к моей маме. «Мама, – говорила я, – мне так жаль! Моя любовь к тебе не знает границ – она со мной всегда и всюду, она неотделима от меня. Мне правда очень жаль, но я боюсь вернуться: что будет с моей дочкой, если я вдруг останусь? Я обязана вытащить ее из этой любовной петли; она будет жить иначе: лучше и полнее. Я должна обещать ей, что буду возле нее всегда. В первую очередь возле нее: сначала она, затем – все остальное». Видите, я провалилась уже на первом устроенном ею экзамене: я действительно все это сказала, но на самом деле я хотела только одного – мою маму. Чтобы она была возле меня. Рядом со мной. Вместе со мной.

Уже несколько месяцев, как я слежу за моей мамой, наблюдаю за ней издалека. Несколько месяцев я вижу ее выходящей из автобуса, покупающей продукты. Пару недель тому назад я вернулась домой в нашу квартиру, квартиру моей мамы. Себе я сказала, что пришла за своими детскими вещами – книжками, картинками, игрушками – пусть будут для Инбаль. Я рассчитывала, что мама будет на работе, но она оказалась дома. Я остолбенела от неожиданности и глядела на нее на этот раз впервые за долгое время с расстояния в несколько шагов. Она спала. Еще немного, и я бы ее разбудила. Я уже представляла, как она открывает глаза и с недоумением смотрит на меня. Но это только миг, а затем ее лицо преображается от радости, следом за которой, естественно, появляются слезы. А я выну салфетку и вытру ей глаза. И буду просто стоять и улыбаться.

Ничего этого я тогда не сделала, но, выйдя оттуда, я уже точно знала, что скоро вернусь. Я не могу толком объяснить, как именно это произошло. Может, я уже привыкла быть мамой; а может, я уже так сильно люблю Инбаль, что больше не боюсь каким-то образом ее предать. Я проголосовала за материнство. Я прежде всего мама, а уже потом – дочка. Я абсолютно уверена, что для меня на первом месте стоит Инбаль, а не мама. Это меня немного пугает, но я знаю, как уберечь себя от ошибок моей мамы. Я себе все время повторяю, что, как и она, отдам моей дочке всю мою любовь, все, что смогу, но в отличие от мамы буду стараться расти вместе с ней. Это необходимо. Ради нее, ради меня, ради связи между нами.

Я хочу быть мамой для моей дочки и дочкой для моей мамы. И именно в этом порядке. Мне кажется, что теперь я на это способна и без ущерба для кого-либо из нас. И еще я хочу, чтобы у моей дочки была бабушка. Я уверена, что моя мама будет отличной бабушкой. Я хочу сделать этот подарок им обеим!

Я рассказываю все это вам, Нири, чтобы спросить, будет ли мама способна принять меня назад и принять те изменения, которые произошли во мне за это время. В принципе, я хочу спросить, поймет ли мама?

С уважением, Эйнав Алрои

Я хочу сердечно поблагодарить всех, кто проделал со мной длинный путь от зарождения самой идеи, через долгий кропотливый сбор материала и до выхода в свет этой книги. Примите мою благодарность:

Эда Амир, – ведь благодаря вам я осознала, насколько эта работа важна для меня самой. Спасибо за поддержку, мудрость, готовность помочь и профессиональную помощь во всех вопросах, касающихся работы с группой.

Амит Ротбард, – за то, что увидели «искру», загорелись идеей и помогли выстроить книгу. Спасибо за вашу веру и настойчивость, которые с достоинством выдержали проверку временем.

Рут Рамот, – вам особое спасибо за умные вопросы, ища ответы на которые, я продолжала открывать себя. Спасибо за чуткость, деликатность и осторожность, с которой вы отнеслись ко мне и моей рукописи.

Дана и Цви Гарари, мои родители, – за вашу безграничную любовь, опираясь на которую, я осмелилась, однажды выбрав свою дорогу, идти по ней почти без компромиссов. Спасибо моим дорогим Яэль и Зиву Якоби-Гарари, Ювалю и Рохи Гарари-Лифшиц и, конечно, моему любимому Офиру Брумбергеру, потому что, если бы не ты, я бы никогда не смогла все это осилить. Спасибо вам всем за поддержку и веру, а маме и тебе, Яэль, моя дорогая сестричка, особое спасибо за внимание, терпение и ценные замечания.

Я безмерно благодарна моим подругам, которые с радостью читали собранные мною материалы, делились замечаниями, обсуждали вопросы, которые возникали по ходу работы, и тем самым открывали передо мной новые, ранее не замеченные детали и оттенки.

Спасибо за поддержку в те минуты, когда мне было особенно трудно, Ади Барзон, Лилах Бен-Ами, Айе Каспи, Ирис Веред, Ширли Лигум, Циле Нойман, Орит Лейбович, Дане Генигар-Раз, Цвие Леви, Ирит Эйлат, Гиле Брумбергер, Шош Зээви, Хане Фудер и Шуламит Бен-Ари.