Тогда же, в августе 1914 года, Верховный главнокомандующий распорядился отпечатать на девяти языках народов Австро-Венгрии воззвание, в котором говорилось о стремлении России добиться такого положения, чтобы каждый народ мог развиваться и благоденствовать, «храня драгоценное достояние отцов — язык и веру, и, объединенный с родными братьями, жить в мире и согласии с соседями, уважая их самобытность». Подданных австро-венгерской короны призывали встречать русские войска как верных друзей и борцов за их идеалы! Забегая вперед, стоит сказать, что призывы возымели определенное действие — подобные призывы стимулировали в Австро-Венгрии масштабную кампанию преследования русин. Всего же за период 1914–1917 годов было уничтожено не менее 200 тысяч мирных жителей в Закарпатье. Австро-венгерское правительство рассматривало русин (как и другие родственные русским народы своей империи) в качестве потенциальных изменников — и соответствующим образом к ним относилось. Но в 1914 году масштаб возможной трагедии понять и оценить было трудно. Не оценил их и Николай Николаевич — человек средних способностей, но, по образному выражению его родственника — великого князя Николая Михайловича, своим внешним видом (осанкой, голосом, манерой держаться) вселяющий «„решпект“ и повиновение, при отсутствии мозговых тканей для вдохновения».

Николай Михайлович одним из первых и обратил внимание на воззвания Верховного главнокомандующего. Человек больших дарований, незаурядный аналитик, тонкий наблюдатель и выдающийся историк, с первых же дней войны он внимательно следил за развитием военных и политических настроений в стране. Вслед за многими современниками отмечая летом 1914 года популярность войны (как в обществе, так и в народных массах, уверенных в победе) и задавшись вопросом, «надолго ли хватит такого настроения», Николай Михайлович обратил внимание на польское воззвание своего родственника. То, что воззвание подписал Верховный главнокомандующий, а не Николай II, озадачило великого князя, «потому вряд ли все обещанное — чистосердечно, а, вероятно, исторгнуто у царя насильно, иначе он сам подписал бы такого рода документ»[99]. Предположение Николая Михайловича трудно проверить, но игнорировать его, думается, было бы неправильно. Факт оставался фактом: историческое заявление о Польше «Хозяин Земли Русской» не делал. Некоторое время спустя Николай Михайлович вынужден был констатировать, что воззвание Верховного главнокомандующего «остается большим пуфом», что в большинстве своем польское население настроено к русским враждебно, тревожа императорские войска где только возможно. «Ляхи чутки и догадываются о фальши этого воззвания, — писал великий князь, — …для меня уже вполне ясно определилось, это то, что власть верховная только мешает и путает, вторгаясь в распоряжения нашего спокойного вождя».

Впрочем, не будем категоричны: воззвания великого князя стоит оценивать исходя из «некритического патриотизма» первых дней войны. По справедливому замечанию историка и общественного деятеля С. П. Мельгунова, «то был гипноз, обычный для начала всякой войны — до первой неудачи». А неудачи не заставили себя долго ждать. Не имея возможности и не ставя перед собой цели описывать ход боевых действий, полагаю необходимым лишь кратко охарактеризовать основные события первых месяцев вооруженного противостояния России с Германией и Австро-Венгрией. Исполняя союзнический долг, Николай II вынужден был уже в первые дни августа согласиться на вторжение 1-й и 2-й русских армий Северо-Западного фронта в Восточную Пруссию. Первоначальные победы вскоре сменились тяжелым поражением: к 1 сентября немецкие вооруженные силы вытеснили русские войска со своей территории. В то же самое время на Юго-Западном фронте были достигнуты серьезные успехи, взяты крупные австрийские города, оккупированы Галиция и австрийская часть Польши. Спасая Австро-Венгрию от неминуемого разгрома, немецкое командование перебросило на помощь ей крупные силы из Восточной Пруссии.

Однако добиться каких-либо серьезных успехов, позволявших говорить об изменении стратегического положения России, Германия тогда не смогла. Обе противоборствующие стороны были истощены и перешли к обороне. Быстро окончить войну не получалось. Восточный фронт представлял серьезную угрозу для центральных держав; сражаться одновременно на Западе и на Востоке Германия не могла. Поэтому к 1915 году ее командование выработало план, согласно которому предполагалось, обороняясь на Западе, главный удар нанести по России. Задуманное немецким и австро-венгерским вооруженным силам удалось. 19 апреля 1915 года они прорвали фронт 3-й русской армии, в результате чего весь Юго-Западный фронт с 27 апреля вынужден был начать отступление. Была оставлена завоеванная Галиция. А вскоре — и Польша. В октябре 1915 года русские армии закрепились на рубеже Риги, реки Западная Двина, Двинска, Сморгони, Барановичей, Дубны и реки Стрыпы. И хотя основная задача — выведение России из войны — решена не была, Германия нанесла русской армии серьезный удар, отвоевав значительные территории империи.

В стране все это было воспринято болезненно. От восторгов и надежд августа 1914 года не осталось и следа. Авторитет самодержца и его правительства был серьезно поколеблен. Чем дальше, тем больше будущее рисовалось современниками в мрачных красках. Предвидения П. Н. Дурново, изложенные им накануне Великой войны, оправдывались. Вопрос «кто виноват?» обсуждали чаще, чем «что делать?»; поиски врагов и ответственных за поражения неизбежно приводили к обсуждению «темных сил», якобы свивших себе у подножия трона гнездо и влиявших на имперскую внутреннюю политику. В таких условиях царь оказывался в центре критики — и слева, и справа. Не желая отказываться от личной ответственности за происходившее в стране в период тяжелых военных неудач лета 1915 года, Николай II решил отстранить великого князя от должности Верховного главнокомандующего и принять на себя руководство всеми вооруженными силами, находившимися на театре военных действий. Главнокомандующим царь оставался вплоть до 2 марта 1917 года.

Но обо всем по порядку…

Вторая половина июля и август 1914 года прошли под знаком надежды. Царь отовсюду слышал верноподданнические заявления и заверения в удачном для русского оружия завершении войны. В семье тоже все было благополучно. 30 июля в столице торжественно отметили десятилетие цесаревича — во всех церквях города после литургии совершались торжественные молебствия о здравии дома Романовых. В цветочных магазинах и в окнах были выставлены бюсты царя и царицы, пестрели ленты цветов национального флага и патриотические надписи. В Казанском соборе прошло богослужение, совершенное архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским), прочитавшим в конце особую молитву за царя. Во время богослужения провели сбор средств для оказания помощи семьям призванных в действующую армию запасных.

Последующие дни Николай II проводил как обычно: принимая министров и генералов. 3 августа царь с семьей выехал в Первопрестольную, где на следующий день был встречен восторженной речью градоначальника Москвы Брянского: «Москва — сердце России, призывает на Вас, Государь, благословение Божие». В Кремле семью Николая II приветствовала уже многотысячная толпа монархически настроенных подданных. Как после этого было не поверить в то, что пресловутое «средостение» навсегда кануло в Лету и народ в едином порыве встал на защиту Родины под водительством самодержавного царя! А 5 августа в Большом Кремлевском дворце состоялся высочайший выход. В Георгиевском зале присутствовали премьер-министр, министры, председатели Государственного совета и Государственной думы, послы Франции и Великобритании, представители московского дворянства. Предводитель московского дворянства — А. Д. Самарин, в дальнейшем ставший обер-прокурором Священного синода, произнес речь, в которой, по старой русской традиции, обращался к монарху на «Ты». «Мы все за Тобой и за Тебя! — восклицал Самарин. — Не усомнись же бестрепетно опереться на несокрушимую силу народного духа! Да поможет Тебе Бог в борьбе за целость и честь Русской Державы и Царственным велением Твоим да возродится Славянский мир! Мужайся, Русский Царь! С Тобою вся русская земля!» В таких же тонах были выдержаны и речи представителей «народа» — старшины купеческого сословия Первопрестольной Булочкина и председателя земской управы Шлиппе.