– Мы уезжаем? – прошептала она. – Но это невозможно… Коронация, королевская свадьба… Вы хотите, чтобы я пропустила эти события?

Вейенто поморщился.

– Мне показалось, что вы в основном озабочены собственной персоной, любимая. Хотя, разумеется, это не так. Я ошибаюсь. Вы не можете быть настолько неразумны.

– Нет уж! – возмутилась дочь Ларренса. – Я именно неразумна! Я вышла за вас для того, чтобы войти в высший свет, чтобы находиться поблизости от королевского трона, чтобы…

– Да, я знаю нашу самую отдаленную и самую сокровенную цель, – перебил Вейенто. – Не будем заострять на ней внимание. Не сейчас. Тем более что Талиессин, кажется, глупее, чем я предполагал…

– Что?

Он приподнялся на локте и зашептал в самое ухо жены:

– Для того чтобы отомстить за смерть своей матери, он откажется от коронации.

– Я не понимаю, – пробормотала она, недоверчиво улыбаясь. – О чем вы говорите?

– Я напомнил ему древний обычай, согласно которому эльфийские короли, возлагая на себя корону, прощают всех преступников и отказываются от мести… Талиессин не откажется от мести. Он предпочтет не возлагать на себя корону.

– Этого просто не может быть, – шепнула она.

– Однако это так, – заявил Вейенто. – Я более чем уверен. В знак своего расположения он подарил мне жизнь и свободу магистра Даланн – это та гномка, которая так безуспешно пыталась избавиться от ненужной свидетельницы, от этой гробовщицы Генувейфы… Завтра я заберу ее из клетки и увезу с собой в горы. Это поможет мне поднять престиж среди ее народа.

– Гномы отвратительны, – фыркнула Ибор.

– Я не советую тебе так говорить, – остановил ее герцог.

– Почему?

– Потому что они наши союзники.

– Что не мешает им быть отвратительными.

– Они своеобразны, но не отвратительны, – сказал Вейенто. – И остановимся на этом, хорошо?

– Как вам угодно, мой господин, – язвительно отозвалась дочь Ларренса.

Вейенто предпочел не заметить иронии.

– Рад твоему благоразумию, дитя.

Ибор вернулась к прежней теме:

– Но если коронации не будет, то кому он намерен передать трон?

– Своему ребенку.

Ибор медленно покачала головой. Ее волосы, разбросанные по подушке, поблескивали в полумраке.

– Ребенок Талиессина? Тот несчастный ублюдок, чья мать была, кажется, служанкой в каком-то трактире?

– Она не была служанкой, но… да, он ублюдок, – сказал Вейенто. – Однако речь идет не об этом бесполезном сокровище, а о том, которое еще не родилось. О ребенке Уиды.

– Уида беременна?

– Полагаю, это так. Талиессин берет ее в жены и объявляет королем или королевой, здесь уж как повезет, – не родившееся еще эльфийское дитя. Себя он, надо полагать, назначает регентом. Ситуация опасная, очень опасная для династии… Впрочем, кто я такой, чтобы отговаривать дорогого кузена от столь неразумного решения?

Ибор вздохнула и тесно прижалась к мужу.

– Я люблю вас, – сказала она.

– Меня? – удивился он.

– Ну, ваш ум, вашу власть, вашу предусмотрительность… хитрость… называйте как хотите. Нечто присущее только вам. Вас это устраивает?

– Для счастливого брака вполне достаточно, – сказал Вейенто.

Радихена, заледенев от страха, смотрел, как отворяется дверь камеры…

Пленник потерял счет времени с тех пор, как Адобекк перестал приходить к нему, а светлячок, которого подарил узнику вельможа, утратил всякую надежду приманить к себе самочку и погас.

В какой-то из дней к Радихене явился новый стражник; при нем имелась горящая лампа. Этот новый стражник, ни слова не говоря, схватил пленника за руку и, всунув его запястье в железное кольцо, приковал к стене на очень короткую цепь. Затем он поставил корзину с припасами и кувшин с водой – так, чтобы пленник легко мог дотянуться, – и ушел вместе с лампой.

Радихена попробовал лечь на свое кусачее шерстяное одеяло. Теперь ему придется спать с задранной рукой. Неудобно, но можно привыкнуть.

Он не знал, чем были вызваны эти перемены. Стул, оставленный Адобекком, по-прежнему находился посреди камеры. Радихена боялся даже притрагиваться к нему. Этот предмет виделся ему чем-то вроде амулета, залога будущего освобождения.

Книга, давно прочитанная, лежала на стуле: Радихена не решался положить ее рядом с собой. Теперь она была недоступна – он не смог бы дотянуться до нее, даже если бы и захотел.

Адобекк больше не приходил. Время остановилось. Но внутри этого остановившегося времени существовал и медленно изменялся человек по имени Радихена. И главное, что претерпело в нем перемену, было зародившееся желание жить дальше.

Поэтому он так испугался, когда дверь камеры отворилась и на пороге появился странный силуэт. Тонкий, со стремительными движениями хищного зверька – ласки, к примеру.

Не стражник, что очевидно. Не господин Адобекк. Некто незнакомый.

Он скользнул в камеру и закрыл за собой дверь. Он не принес с собой света – потому что хорошо видел в темноте. Гораздо лучше, чем Радихена. Пленник услышал, как тот смеется сквозь зубы.

– Наконец-то я нашел тебя! – произнес тихий голос. – Ты узнаешь меня? Помнишь? «Я – твоя смерть».

Радихена с трудом встал. Он хотел, чтобы его прикованная рука не слишком бросалась в глаза. Впрочем, если посетитель действительно тот, о ком сейчас подумал Радихена, то он успел уже разглядеть цепи и понять, что узник для него совершенно безопасен.

– Ты ведь вспомнил меня, верно? – настаивал посетитель.

– Талиессин…

– Твоя смерть, – сказал Талиессин. – Роли поменялись.

– Я прикован, – сказал Радихена.

– Видел, – буркнул Талиессин. – Меня это не остановит. Наоборот. Будет легче.

Радихена молчал.

Талиессин уселся на стул, взял в руки книгу, полистал. Повернулся в сторону узника.

– Забавные у тебя здесь вещи, – заметил он. – Ты что, действительно прочел эту книжку?

– Да.

– Понравилось?

– Да, – сказал Радихена.

– Ты открываешься для меня с новой стороны!

Талиессин гибко поднялся со стула. По тому, как он двигался, Радихена понял, что у него в руке нож.

– Я не буду королем, – сказал Талиессин, посмеиваясь. – Я буду регентом. Ты, конечно, еще не слышал новость? Король не может пролить кровь, регент – может. Но даже регент не решится казнить сразу нескольких преступников по двум различным обвинениям… Одна казнь – это просто казнь; две казни сразу – это уже избиение. Кому охота прослыть кровавым монстром? Так что кому-то придется тайно умереть в тюрьме. И, думаю, лучше пусть это будет тот, о ком давно забыли. А ты как считаешь?