– Миссис Катерина Степанова. – Катерина Михайловна поклонилась. – Она направляется в русский госпиталь и любезно взяла меня в свой экипаж. Её… племянник, мистер Александр Белетски, сопровождающий нас в путешествии. – Саша кивнул. – И кучер, Иван Данилыч.

Данилыч кряхтя привстал на козлах, приподнял натянутую на лоб шапку, прошамкал «бомжур».

– Рад встрече, – сказал капитан Гордон. – Мисс Летфорд, поясните, пожалуйста, что за сражение произошло на гребне холма? Не скрою, мисс, казаки рыщут в достаточной близи от лагеря, поэтому наши патрули стараются не отъезжать без нужды чересчур далеко от аванпостов. Нас привлекли выстрелы, и я решил узнать, не нуждается ли в помощи кто-нибудь из союзных солдат.

– На нас напали мародёры, недостаточно воспитанные, чтобы представиться, – сказала Катерина Михайловна по-французски. – Нам удалось от них отбиться и прибыть сюда, под ваше покровительство.

Офицер подъехал к повозке, заглянул через борт, увидел Сашины пистолеты, лежавшие на сиденье.

– Как я понял, вы отбились благодаря мастеру Белетски? – капитан Гордон не без сомнения взглянул на Сашу. – Поздравляю миссис Степанова, – продолжил он по-французски, – вы выбрали юного, но достойного спутника в вашем благородном путешествии.

Но тут лицо офицера стало серьёзным, и следующую фразу он сказал уже без улыбки:

– Извините, мисс, я доверяю вам, но все же обязан спросить ваших спутников о причинах, которые привели их на театр боевых действий.

– Я направляюсь в Севастопольский госпиталь по просьбе великой княгини Елены Павловны, – сказала Катерина Михайловна. – Меня сопровождают мой старый слуга Иван и племянник Александр. Когда упомянули его имя, Данилыч опять привстал, указал на кнут и лошадей, произнёс: «Кеб».

– Спасибо, вы можете не представляться, – улыбнулся капитан, но опять обратился к Саше, уже серьёзно: – Мастер Белетски, отогнавший шайку разбойников, сообщите мне о причинах, по которым вы прибыли под Севастополь. Сэр, я жду ответа.

И Джейн, и Катерина Михайловна посмотрели на Сашу. Данилыч, опять натянувший шляпу и чуть ли не задремавший, тоже бросил мгновенный взгляд – не дурите, барин!

– Я… Я прибыл под Севастополь для того, чтобы присоединиться волонтёром к русской армии, – медленно сказал Саша по-французски.

Тот, кто прыгнул в ледяную воду, или вылетает на берег, или гребёт. Здесь отступления не было, поэтому Саша, уже вполне решительно, повторил эту же фразу по-английски.

Капитан Гордон улыбнулся.

– Что же, сэр, я бы весьма удивился, узнав, что вы намеревались стать госпитальным служителем. Пожалуйста, отдайте пистолеты, вы теперь под защитой армии Её Величества, и никакие разбойники вашим спутникам не страшны.

Саша вздохнул, протянул пистолеты подъехавшему драгуну. Капитан взял один из них, с интересом пригляделся к тульскому клейму, ухмыльнулся, то ли одобрительно, то ли скептически.

– Не сомневаюсь, мастер Белетски, вы стали бы достойным приобретением для русской армии. Именно поэтому я вынужден предложить вам задержаться в нашем расположении, предоставив вашу дальнейшую судьбу рассмотрению командования. Миссис Степанова, это относится и к вам, вместе с вашим почтённым слугой. Впрочем, не волнуйтесь, в вашем случае, я надеюсь, это будет лишь формальностью. Прикажите ему сделать «Nnu!», – улыбнулся офицер, вспомнив русское слово, – мы поговорим по дороге и в нашем лагере.

– Нну! – нарочито громко крикнул Данилыч, подхлестнув коней вожжами.

Так они и двинулись к британским позициям, как августейшие особы на прогулке, в окружении конного эскорта.

Любопытный капитан беспрерывно расспрашивал Джейн о её дорожных приключениях; та, хотя и обещала все рассказать по приезде, все же отвечала на некоторые вопросы. Чувствуя на себе взгляды спутников, Джейн с облегчением сказала, что не видела поблизости русские разъезды. Она помнила, как Саша рубился с человеком, назвавшим её шпионкой. К тому же она сказала правду.

Джейн ошиблась.

Саша, Данилыч и Катерина Михайловна молчали. Лишь в середине поездки, когда въехали на небольшой взгорок, Данилыч взглянул вдаль и тихо шепнул:

– На горе, в двух верстах, казачий разъезд. Эх, не на ту дорожку свернули…

* * *

«Наверное, так чувствовали себя евангельские слепые, – думала Джейн, – когда-то видели мир, потом он для них погас, а потом сразу и солнце, и деревья, и люди. Они, наверное, не понимали, что с ними случилось, и щурились от солнца».

Примерно так было и с Джейн, только зрение заменил слух: она купалась не в свете, а в родной речи. Для полного контраста, её спутники по долгому путешествию хранили молчание. Зато офицеры и рядовые говорили на языке, который она не слышала вокруг себя с прошлого сентября. Конечно, иногда ей попадались капельки английского языка – в разговорах с Сашей и Львом Ивановичем. Но это были капли, а сейчас она окунулась в поток.

Когда они добрались до редутов, к капитану Гордону присоединилось немало офицеров других родов войск. Данилыч даже придерживал лошадей, чтобы эта удивлённая толпа могла идти рядом, стараясь задать вопрос Джейн или делясь друг с другом самой удивительной новостью этого дня. Поток английской речи превратился в море.

Предугадать главный вопрос было нетрудно: «Как вы здесь оказались»? Естественно, требовали подробности.

К Джейн пришёл страх, почти не ощутимый ею в путешествии, – история на корабле. Конечно, история с похищенной финской шхуной и русским пленным (кстати, судя по всему, она его возвратила) казалась мелочью… но это как посмотреть. Главное, кто как посмотрит.

Джейн почему-то вспомнила, как в трехлетнем возрасте положила папиной троюродной сестре вишнёвую косточку в ридикюль. Вспомнила, как боялась, когда тётя приехала к ним в гости два года спустя: а вдруг она эти два года хранила косточку и сейчас устроит ей выволочку. Впрочем, в случае с кораблём шалость была серьёзнее.

Но офицеров интересовала прежде всего Россия. Большинство сказанных ею названий городов никто из них даже не слышал. Более или менее понимали только про столицы – Петербург и Москву, – да ещё то, что Джейн высадилась в Бьернеборге. И то думали, что это Швеция.

Вопросы касались в первую очередь всего увиденного Джейн в дороге. Она даже ощутила себя шпионкой и стала чуть-чуть снисходительнее относиться к Сабурову.

Впрочем, офицерам не пришло в голову спрашивать названия русских полков и число встреченных пушечных батарей. Вопросы оказались общими и сводились примерно к одному: «Какое ваше впечатление от России? Хотят ли русские воевать и дальше?» Спрашивавшие чем-то напоминали утомлённых учеников, которым интересно, не заболел ли учитель и не начнутся ли в честь этого радостного события каникулы раньше времени?

Вопросы отвлекали Джейн от собственного любопытства – она не могла толком разглядеть британский лагерь. Единственным впечатлением, от которого было не отвертеться, был гул канонады, слышный ещё вчера, хорошо слышный сегодняшним утром, а сейчас уже заглушавший все прочие звуки. Лишь раз его перекрыл другой звук, тоже привычный Джейн и тоже подзабытый, почти как английская речь, – гудок локомотива.