Заведения, основанные в Отёне

Если Брунгильда и допускала нарушения уставов и канонов, она отнюдь не презирала традиционное галльское монашество. Лучше всего она это доказала, заложив во второй половине 590-х гг. монастырский комплекс в Отёне. Строительство велось при поддержке епископа Сиагрия, но завершилось только в 602 г., вскоре после смерти прелата.

Сердцем обители был женский монастырь, посвященный Деве Марии. Брунгильда сделала значительный начальный дар, состоявший, вероятно, из земель и рент, и получила гарантии сохранения этого владения. А именно: по ее просьбе папа пожаловал защитную привилегию, запрещавшую королям или власть имущим отчуждать владения монастыря. Этот документ позволяет нам узнать имя первой аббатисы, которую назначила Брунгильда, — Таласия; к сожалению, родственные связи этой дамы неизвестны. Важней всего, возможно, тот факт, что монастырь святой Марии Отёнской оказался под личным покровительством Брунгильды и только во вторую очередь — Теодориха II. Королева явно хотела показать, что она здесь главная основательница, а значит, в первую очередь имеет право на получение выгод от мирских и духовных последствий появления данного заведения.

На территории женского монастыря появилось непривычное строение — ксенодохий. Этим словом называли всякий приют, предлагавший кров путникам, пищу неимущим и заботу нуждающимся. Основание такого заведения позволяло Брунгильде публично продемонстрировать милосердие и попечение о беднейших из своих подданных. Ей следовало поддерживать репутацию христианской королевы. Этот жест также позволял провести кое-какие престижные параллели внутри Regnum Francorum: когда-то великий Хильдеберт I и его жена Вультрогота основали подобное заведение в Лионе[163].

Содержание приюта требовало ежедневного контакта персонала с больными. А ведь если бы монахини день и ночь находились у постели пациентов — половина которых неминуемо была мужчинами, — это, вероятно, повредило бы репутации монастыря святой Марии. Поэтому Брунгильда поручила техническое управление ксенодохием мужской общине. Ее аббату следовало быть священником, потому что он должен был оказывать последнюю услугу душе, когда не удавалось исцелить тело. Поскольку рукоположенный клирик неминуемо находился в подчинении епископа Отёнского, Брунгильда приняла меры, чтобы он не избежал контроля с ее стороны. Так, в хартии об основании она уточнила, что только государи Бургундии имеют право назначать аббата монастыря, окормляющего ксенодохий. К тому же этот человек не имел права претендовать на пост епископа — чтобы земля, дарованная благотворительному заведению, не перешла под контроль собора.

По просьбе Брунгильды Григорий Великий согласился пожаловать всем этим учреждениям охранные привилегии. Для большей надежности эти документы были составлены в трех экземплярах и помещены в архив Отёна, в королевские франкские архивы и в скри-ний Латеранского дворца в Риме. Однако можно задаться вопросом о смысле этих папских привилегий. Просила ли их Брунгильда потому, что они предоставляли реальную юридическую защиту? Или, что больше похоже на правду, потому что они давали международную огласку ее благотворительной деятельности?

В целом основание заведений в Отёне, конечно, шло на пользу пропаганде Брунгильды, потому что означало выполнение связной программы. Монахи и монахини сообща трудились для облегчения жизни бедняков и вместе молились за основателей, Брунгильду и Теодориха II. Но на женский монастырь было возложено духовное руководство, тогда как мужская община брала на себя решение самых практических задач. Тем самым отёнские монастыри можно считать отражением власти Брунгильды: мужчины обладали видимой властью, тогда как женщинам, почти незаметным, принадлежала власть реальная.

Столь значительное заведение, как отёнское, конечно, дорого обошлось франкскому государству. Однако отданные земли окупились как нельзя лучше: Брунгильда приобрела любовь подданных, восхищение церкви и, возможно, прощение некоторых грехов. Если смотреть с более практической точки зрения, то уступленные владения стали собственностью Богоматери. Значит, их отчуждение полностью исключалось, что позволит будущим Меровингам опосредованно пользоваться доходами с них, не опасаясь утратить их из-за необдуманного дарения.

Вызывает вопросы и размах, с каким велось строительство в Отёне. Не собиралась ли Брунгильда сама удалиться в этот монастырь, как некогда святая Радегунда в Пуатье, а королева Батильда в 664 г. удалится в Шель? Если так, значит, ухудшение отношений между Австразией и Бургундией заставило ее отказаться от этого плана; а ведь первые признаки кризиса появились в 602 г., как раз когда комплекс был завершен.

Ирландское монашество: встреча с Колумбаном

Относительно традиционный характер Отёнского монастыря в начале 600-х гг. контрастировал со стремлениями к обновлению, обуревавшими духовенство на Западе. Началось это движение, вероятно, с галльских отшельников, об обновлении монашества могли мечтать и некоторые женщины. Но настоящим его вдохновителем был святой Колумбан, находившийся в сложных отношениях с меровингскими государями и особенно с королевой Брунгильдой. Его приключения пространно описаны в «Житии», составленном в 642 г. италийским монахом Ионой из Боббио. В этом тексте Брунгильда выглядит воплощением зла. По счастью, сохранились и фрагменты переписки Колумбана. Они бросают совсем иной свет на фигуру человека, которого ученики хотели изобразить жертвой королевы франков.

Колумбан родился в Ирландии около 540 г. Там еще в юности он поступил в монастырь Бангор, где показал способности к латинскому языку и склонность к суровой дисциплине. Ирландские монастыри позволяли также приобщиться к изощренным политическим играм, поскольку их настоятели в основном принадлежали к королевским родам и вели себя как настоящие князьки. Некоторые из них даже целиком или частично присваивали епископские полномочия. Однако ирландское монашество было элитарным не только по составу, но и по духовным устремлениям. Там монахов побуждали доходить до крайностей, поощряя соперничество даже в покаянии или умерщвлении плоти. Самой примечательной — но не самой распространенной — практикой было peregrinatio [паломничество], то есть добровольное изгнание, в которое монах уходил, чтобы стать по-настоящему чуждым миру. Так, некоторые ирландцы садились в лодку и отдавались воле волн, чтобы те отнесли их к берегам, какие укажет Бог; они надеялись, что море их выбросит на какой-нибудь остров, где они оснуют новый монастырь, а еще лучше — что они высадятся на берегу, где языческое племя преподнесет им венец мученика, зверски убив их. Этот путь совершенствования избрал и Колумбан. В возрасте около пятидесяти он в обществе двенадцати спутников покинул Ирландию и высадился в Британии. Потом по неизвестным причинам он направился дальше, в Regnum Francorum.

Пусть по прибытии на континент Колумбан и констатировал, что «религиозная жизнь почти угасла», он должен был признать, что Меровинги — не язычники. Чтобы найти смерть, ему надо было идти дальше. Поэтому около 591–592 г. он предстал перед, меровингским двором — либо двором Гунтрамна, либо, что более вероятно, Хильдеберта II — и попросил разрешения пересечь франкскую территорию, чтобы далее нести Евангелие отдаленным народам[164]. Король ответил, что ему лучше остаться в Галлии и найти «пустынь», чтобы жить в святости. Колумбан, похоже, всегда колебавшийся между искренним желанием идти навстречу мученичеству и ловким умением избегать последнего, заявил, что удовлетворен этим решением. Тогда король предложил ему небольшую территорию Аннегре, расположенную в Вогезах близ бывшей границы между Австразией и Бургундией. Там был основан маленький монастырь, и Колумбан стал его первым настоятелем.