Сложность южных проблем усиливает парадокс, что эта депрессивная зона в огромной степени управляет итальянским государством. Большинство губернаторов и префектов, большая часть профессоров, лекторов, чиновников — в общей сложности, весь огромный класс властных персон со сравнительно невысоким окладом, объединенных словом «профессионалы», являются выходцами с Юга. Синьор Луиджи Бардзини пишет в книге «Итальянцы»: «Южане мыслят в основном политическими, а не экономическими терминами». Он отмечает, что северянин предан обретению богатства, la richezza. «Только богатство, верит он, обеспечит защиту и благосостояние семьи. С другой стороны, южанин знает, что этого можно добиться только с обретением власти, престижа, авторитета, славы».

Это проницательное наблюдение, возможно, объясняет то, что иной раз я видел на Юге: нежелание образованных людей сказать доброе слово о материальном благополучии; скептическое пожатие плечами при известии о большой индустриальной схеме; отрицание того, что Север может чему-нибудь научить Юг. Бардзини, похоже, попал в точку, когда написал: «Индустриализация предполагает, что южане станут северянами при условии, что окружат себя правильными политическими и экономическими структурами».

Не только южанин отличается от северянина, но и сами южане сильно отличаются друг от друга — общительные, исполненные энтузиазма неаполитанцы не похожи на серьезных жителей Калабрии, которые в холодные вечера в горах заворачиваются до глаз в плащи, словно в черные тоги. Эти хладнокровные смуглые мужчины наводят на мысль об Эль Греко и Испании. При слабом знакомстве иностранец — не лучший, разумеется, судья — может улыбнуться, подумав, что южанин безразличен к деньгам. Что до алчности, то Север и Юг ничем друг от друга не отличаются. Гиссинг даже пишет, что «на Юге Италии деньги — единственный предмет, поглощающий все мысли человека». Мне показалось, что отношение к южанину северянина напоминает усталое недоумение при виде человека, которого он считает ничуть не талантливее себя — скорее, наоборот, — но тем не менее богатого, успешного, в то время как сам он остается бедняком.

«Если бы только был способ заработать деньги, не работая на ужасных, уродливых фабриках!» Хотя никто мне этих слов не говорил, я всегда ждал, что мне это скажут. Более того, однажды мне показалось, что я прочел их в темных умных глазах. Конечно же, способ есть, и каждый южанин знает это. Эмиграция. Как и шотландцы с ирландцами, итальянцы часто процветают вдали от родной земли, добиваются успеха и уважения, которых они никогда не надеются получить у себя дома. Даже если бы Юг был способен предложить всем своим сыновьям обеспечение, думаю, что люди не смогут противостоять соблазну чужеземных возможностей и приглашению родственников, устроившихся за границей.

Часто забывают, как много стран, кроме Соединенных Штатов, чувствуют себя обязанными итальянской эмиграции. Я получил письмо от друга из Мельбурна, мистер Альфреда Стирлинга, который несколько лет работал австралийским послом в Италии.

«Вслед за шотландцами, англичанами и ирландцами, — написал он, — идут итальянцы, внесшие самый большой и важный вклад в Австралию и продолжающие делать это. Они стали приезжать сюда со времен золотой лихорадки, более ста лет назад, и даже раньше. В 1846 году в Сиднее была поставлена опера Верди „Аттила“, и это через год после премьеры в Венеции. (Римская премьера состоялась в 1965 году.) В общей сложности, сюда приехал почти миллион итальянцев, из них — 350 000 за последние двадцать лет. Около восьми процентов здешнего населения оставляют люди итальянского происхождения. В одном только моем штате, Виктория, находятся 250 000 итальянцев, и 200 000 живут в Мельбурне.

Одним из самых больших успехов итальянцев является фирма „Трансфилд“, ее строители работают по всей Австралии. Фирму основали два молодых инженера, один из Турина, второй — из Милана. Итальянцы внесли большой вклад в строительство гидроэлектростанции в Снежных горах. Эта гидроэлектростанция не хуже той, что находится в Теннесси. Где бы ни осуществлялась работа с бетоном, непременно встретите итальянцев. Они принимали участие в строительстве небоскребов, мостов, дорог, линий электропередач, туннелей. Итальянцы совершили Революцию в гастрономических пристрастиях австралийцев. Рестораны, пиццерии и кафе-мороженое предлагают хорошую итальянскую еду. Итальянцы владеют выпасными лугами, молочными фермами, выращивают табак, апельсины, лимоны, грейпфруты и другие agrumi,[69]а также широкий диапазон овощей. Австралийская автомобильная промышленность использует в своем штате двадцать процентов итальянцев. Одним из основателей австралийской хирургии был генерал Томаско Фьячи. Его память увековечена скульптурным фонтаном, копией флорентийского „Porcellino“; а в Мельбурне есть пятирядный бульвар, посвященный Катаньи, градостроителю, жившему более ста лет назад».

Эмиграция по праву считается трагедией Италии, особенно на Юге. С другой стороны, известно, что динамизм и амбиции, которые никогда бы не нашли развития дома, расцвели в новых местах. Многие страны будут процветать благодаря мастерству и артистичности самой талантливой нации в Европе.

Безветренным утром — на небе ни облачка, на море штиль — я направился к югу, миновал маленькие марины, сгруппировавшиеся вокруг залива Сквиллаче. Горы уходили в глубь материка; на каждой вершине стоял залитый солнцем древний город. На расстоянии эти города выглядели романтично, но я знал, что многие из них умирают, ведь они населены стариками. Каждые полмили видел белые речные русла, летом они забиты песком и камнями. Горы, почти до вершины, одеты деревьями, кустами и цветами. Такой же пейзаж видели греческие колонисты, а ведь было это до Рождества Христова.

Несколько дней провел в Реджио-ди-Калабрия, одном из самых жизнерадостных и приятных южных городов. Снова пошел в музей, полюбовался экспонатами Великой Греции. После того как я облазил камни Локров и видел золотую, точно мед, колонну храма Геры в Кротоне, эти экспонаты имели для меня еще большее значение. Я не встречал более любезного музейного персонала. Когда они увидели, что мне по-настоящему интересно, куратор лично провел для меня экскурсию, открыл витрины и дал мне подержать предметы, которые меня особенно привлекали. По вечерам я смотрел с балкона на Мессинский пролив и Сицилию. Иногда вдалеке на небе появлялся слабый красноватый отблеск. Это заявляла о себе Этна, в другой раз, отражая настроение вулкана, на небе загоралось сердитое темно-красное зарево. На противоположном берегу гостеприимно подмигивали огни городов и деревень. Мне страшно хотелось пересечь узкий пролив, и однажды я даже заглянул в расписание. Мне хотелось бы постоять возле могилы «Поражающего Вселенную» в Палермо и увидеть захоронения Отвилей в Монреале, но — увы — человек не может сделать все сразу. Сидя в одиночестве в ароматной ночи, я смотрел, как на побережье Сицилии вспыхивают огни и надеялся, что когда-нибудь мне повезет и я пересеку соблазнительные воды.

Норманнское завоевание

В начале XI столетия норманнские рыцари возвращались из паломничества в Святую Землю. В Южной Италии, разрываемой ломбардцами, византийцами и сарацинами, они увидели выгодную территорию для военной авантюры. Первым норманном, сделавшим там себе имя, стал Райнульф (1030). За военную помощь он был вознагражден городом Аверса, поблизости от Неаполя. Он стал первым графом Аверсы (1030–1045); и его город сделался рынком для норманнских наемников.