в гараже — автомобиль, то в нем, непременно, должна находиться аптечка. Она обошла сад, но кроме сарая с огородным инвентарем и цветочными горшками, ничего не обнаружила. «Ага, у них же машины стоят под домом» — поняла Вика, заметив посыпанную гравием дорожку со следами шин, ведущую в закрытый раздвижными воротами полуподвал.

Проникнуть в гараж удалось лишь из кухни, но он оказался пуст, не считая двух велосипедов. Виктория обшарила шкафы в кухне и ванной комнате, обнаружив лишь туалетные принадлежности, пачку сухого молока и старые кукурузные хлопья. Ничего, это уже что-то, по крайне мере, от голода они не умрут. В саквояже Динстлера оказались какие-то таблетки без коробочек и описаний применения. А вдруг это что-то противовоспалительное и доктор просто забыл о своих запасах? Виктория позвала Динстлера, похлопала его по щеке, приложила к лицу мокрое полотенце — но тщетно, он лишь бормотал что-то невнятное и на мгновение приоткрывал мутные глаза, в которых не было и проблеска сознания. Вот здесь-то Виктория почувствовала описанные Динстлером симптомы, опустившись на стул от внезапного головокружения. В висках застучало, а губы похолодели, сделавшись деревянными. Она еле дотянулась до стакана, наполненного «виски», и успела сделать пару глотков, предотвратив обморок. Справившись со слабостью, Виктория ощутила странную пьяную беззаботность. Страх отступил и его место заняла бесшабашная лихость: «Была не была — пропадать, так с музыкой!» Она накинула жакет, повязала голову чьим-то шарфом, оставленным на вешалке и вывела из дома велосипед. Щеколда на калитке легко открылась — Виктория вышла на шоссе, но тут же опомнилась. Черт, она совсем забыла, что осталась без денег. Пришлось вернуться и, обшарив пальто доктора, извлечь из него кожаное портмоне, в котором оказались продолговатые бумажные купюры. 50, 100 франков… Кто знает, много это или мало? Она сунула кошелек в карман и решительно направилась к велосипеду.

Уже проехав с километр, Виктория поняла, что не имеет представления, где находится и куда, собственно, едет. Ориентиром служило оранжевое пятно за поворотом дороги, смахивающее на черепичную крышу. Мимо проносились редкие автомобили, обдавая велосипедистку мелкой водяной пылью. Виктория удивилась, когда один из них притормозил чуть впереди, поджидая ее, и водитель, молодой парень, открыв окно, обратился с вопросом. Из машины выглянули двое веселых, вероятно, подвыпивших ребят и вырвалась громкая, ухающая ударными, музыка. Ее приняли за местную жительницу, спрашивая, вероятно, необходимый адрес. Опершись на одну ногу, Виктория остановила велосипед и недоуменно разинула рот — этот высокий голос, быстро тараторящий на чужом языке, вернул ее к реальности, так смахивающий на бред: кто она, где, куда и зачем несется на расхлябанном прогулочном велосипеде? Сидящий за рулем сказал что-то фривольное, это она поняла по гаденькому выражению крысиного лица и слову, не встречавшемуся в словарях, но быстро выученному Максимом. Двое других загоготали и Виктория явно услышала: «Поехали! Она страшнее моей бабушки!» Машина умчалась, подмигивая габаритными огнями. Наверно, она плакала, не стирая слез и продолжая крутить педали, сумрачным праздничным днем, среди пустых рыжеватых полей, аккуратно очерченных по периметру рядами ровненького, облетевшего кустарника.

Виктория гнала в неизвестность вихляющий велосипед, зная, что будет делать это до тех пор, пока хватит сил… И вот, что это? Дуновение, намек, залетевшее издалека напоминание. Ноздри Виктории затрепетали, жадно набрав полную грудь этого особого воздуха, глаза, с зоркостью гончей, пробежав окрест, отметили пару пасущихся за деревьями лошадей. Вот оно! Опилки, перестук копыт, сияние прожекторов… «Радость и страх, радость и страх.» Ловкие руки отца, подхватившие упавшую малышку и вознесшие ее высоко, очень высоко — на башню своих плеч, возвышавшуюся над всем — над оставшимися внизу людьми над спиной скачущей лошади, над мелькавшей под ее быстрыми ногами каруселью манежа. — «Я буду сильной, папочка. Я буду ловкой и смелой, упорной и веселой, такой, какой знал меня ты…» Ни о чем больше не тревожась, Виктория въехала под навес автозаправочной станции под оранжевым пластиковым козырьком. Оставила велосипед у двери рядом с витриной, забитой разнообразными предметами автомобильного сервиса и, не задумываясь о том, что будет делать дальше, она толкнула стеклянную дверь. Призывно звякнул колокольчик, возившийся за прилавком пустого магазина лысый толстяк, поднял голову:

— Бонжур, мадмуазель.

— Здравствуйте, мсье. Моя мама больна. Она имеет большая температура. Болит голова. Вы имеете лекарство? Извините, — добавила она по-немецки. Мы путешествуем из Германия. Толстяк развел руками и спросил, нет ли у посетительницы рецепта от доктора, а потом стал объяснять, как найти ближайшую аптеку.

— Я плохо понимать французский. Большая температура. Hoche Fieber. Помогите, пожалуйста!

Толстяк подозрительно прищурился:

— Никакой наркоты у меня нет. Уходите, мадмуазель, а то я вызову полицейских.

— Что, что? Мне надо лекарство от жара. Кашель. Температура. — Виктория вытащила из кошелька Динстлера наугад две банкноты и протянула продавцу. Он секунду колебался, потом взял одну из них, посмотрел на свет и скрылся за дверью, ведущей во внутренние помещения.

— Вот, возьмите. Я недавно сам болел гриппом. Лекарства остались. Вообще-то я предпочитаю лечиться по-другому. Глотать таблетки вредно. Если желаете, у нас есть коньяк или сливовый шнапс, — он старался говорить громче, как обычно говорят с иностранцами, подменяя эффект непонимания, ощущением тугоухости.

— Нет, нет мне надо только эти таблетки, — Виктория взяла коробочку, пытаясь прочесть показания.

— Мадмуазель не должна беспокоиться, это хорошее средство. Убивает всех микробов. Пиф-паф! — толстяк изобразил пистолет.

— Спасибо, вы очень помогли мне. Danke shon!

— Постойте, мадмуазель, а сдача? Но Виктория, оседлав свой велосипед, понеслась обратно под победные фанфары циркового марша Дунаевского, зазвучавшего в голове. Почему она поверила в спасительную силу неизвестного лекарства, предложенного подозрительным толстяком, почему не боялась того, что в след за ней понесутся вызванные им полицейские? Да просто потому, что ни страхов, ни сомнений не было в этот час в ее окрыленной душе, как у всякого, кто чувствует над собой защитную длань Провидения.

4

Их заброшенный дом оказался совсем близко, хотя при дневном свете выглядел еще более неуютным, чем показался вчера. Йохим лежал, не переменив позы и Виктория удивилась, взглянув на циферблат: она отсутствовала всего лишь около часа! Как изменчиво течение времени — за эти шестьдесят минут она повзрослела лет на пять, а повзрослевшая Виктория оказалась более решительной и сильной. Ей удалось заставить Йохима проглотить принесенную таблетку, выпить горячего молока и даже обменяться с ним несколькими словами. Ровно в 22 часа Виктория позвала Йохима:

— Пора, доктор Пигмалион!

— Который час? Уже десять часов вечера? Воды! Жадно выпив стакан горячего чая, он сел в постели и с трудом покрутив головой, открыл ввалившиеся, блестящие глаза.

— Ничего не