— Не Элиза. Для Псов ее запах связан с твоим. Если они почуют запах Элизы от другого мужчины, то разорвут его в клочья, будь то сам владыка Темного чертога. Нужна Ассоль, ее запах пока не связан ни с кем…

— ЧТО? — в ушах Толумана зазвенело, а пальцы стиснули рукоять до боли в суставах. Он сделал шаг к Рароху, поднимая клинок.

— Толуман!.. — предостерегающе сказала Элиза.

— Действительно, Толуман. — Было видно, как капли пота стекают по посеревшему лицу сидящего. — Если ты убьешь меня, мы очень долго не сможем поговорить. Владыка Чертога не посмел коснуться ее…

Толуман молчал, но такой ненависти еще никогда не испытывал. А Рарох торопливо продолжал: — Он сразу почувствовал неладное. Оказалось, что Ассоль танцевала внутри Пламенного цветка. Ее тело пронизано вибрациями Огненного мира, губительными для нас. Наш повелитель отбыл… так сказать, для консультаций. Ценная добыча в клетке и непонятно, что с нею делать. Конечно, можно принести кровавую жертву, но не будем ли мы вообще стерты из мироздания?

Вот почему так таинственно выглядели Элиза и Ассоль по возвращении из храма Огненного цветка. Его дочь танцевала среди языков пламени — как такое возможно?..

Толуман медленно опустил клинок, и было видно, что Рарох расслабляется.

— Значит, ваш хозяин сбежал, — сказал Толуман. — Оставил вас разбираться.

— Скорее, проявил разумную осторожность… — слова Рароха прозвучали глумливо.

— Ладно, — сказал Толуман. На смену ненависти пришла неимоверная усталость. Он кивнул на Элизу и Ассоль. — Отпустишь их?

— Они свободны, — в голосе Рароха снова появилась надменность. — Но кто освободит тебя?

— Мы уйдем вместе, — сказал Толуман. — А там я разберусь.

Он повернулся, но, сделав шаг, приостановился: — Не вздумай помешать нам. Иначе я вернусь за тобой.

— Я знаю, — гулким эхом отдались от стен слова Рароха.

Толуман подошел к скамье, где сидели Элиза и Ассоль, убрал клинок и подал им руки. Ассоль схватилась за левую, а Элиза взяла правую, но обе держались чуть поодаль, и Толуман не чувствовал тепла их рук.

Вход в Темный туннель и здесь был треугольным, и вдвое выше человеческого роста. Толуман не стал оборачиваться, но Ассоль боязливо оглянулась. На этот раз шли долго, в молчании. Справа от Толумана шла его жена, а слева дочь, но словно холодная прозрачная стена отделяла обеих.

Наконец впереди забрезжил свет, белый и печальный. Неожиданно вышли на террасу. Стало видно, что это лунный свет льется на каменные плиты, а за смутно видимыми деревьями темнеет бездна. Толуман оглянулся: сзади не треугольный проход, но арка и колонны дворца. Мраморные львы сторожат широкую лестницу.

Ассоль захлопала в ладоши: — Я была тут! Мы в Саду!

— Да, — холодновато сказала Элиза. — Это одна из Ее резиденций и, естественно, называется «Вечность». А вот и Она сама.

Женщина появилась у оскаленной пасти одного изо львов. Прекрасно и холодно, как мрамор, было ее лицо.

— Вот и всё, Толуман. — Голос снова звучал прекрасной мелодией, но почему-то холодная дрожь прошла по телу. — Ты справился. Попрощайся и пойдем.

— Ты куда, пап? — удивленно спросила Ассоль.

— Его служение будет под стенами Исейона. Взявший клинок кармы не может вернуться в мир людей.

— Постой! — гневно сказала Элиза. — Ты отнимаешь у меня мужа? Не смей, я люблю его. Ты одна из Владык и можешь отменить закон, по крайней мере для него.

Она гордо выпрямилась, и в серых глазах зажегся таинственный мерцающий свет, какой Толуман видел прежде лишь раз. Хозяйка Сада отступила назад и как будто была ошеломлена.

— Ты говоришь, как имеющая Власть. Кто ты, Элиза?

В следующий миг Элиза оказалась у ее ног и обняла колени.

— Я только жена своего мужа, и прошу его обратно. Пожалуйста! Я знаю, что ты можешь.

Хозяйка Сада помолчала, и было видно, как свет неуверенно колеблется вокруг ее лица.

— Хорошо, — наконец молвила она. — Пусть даже я буду стерта из мироздания. Уж извините за театральность. Возможно, это в последний раз.

Она подняла руку, и будто лунное сияние пролилось с нее на землю.

— Я отменяю Закон кармы для прошлой жизни этого мужчины. Пусть он не получит воздаяния — ни награды, ни кары.

Тихо прозвенело в воздухе, и каменные плиты словно качнулись под ногами. Хозяйка еще постояла с воздетой рукой, а потом удивленно оглянулась.

— Надо же! Я только что отменила Закон, и не умерла навечно. Теперь ты, Толуман, начинаешь жизнь с чистого листа. Отдай клинок.

Толуман протянул, и тот исчез в складках одеяния женщины.

— Ты никогда больше не коснешься его. И никто из живущих на Земле. Я получила великий урок и даже не знаю, что вам сказать — прощайте или до свидания.

— До свидания, — неожиданно сказала Ассоль.

Женщина покачала головой и улыбнулась, будто зарница мелькнула вокруг. А потом исчезла.

Ассоль бросилась к Толуману и обняла так крепко, что перехватило дыхание. А следом и Элиза нежно коснулась поцелуем его щеки.

— Как прекрасно, Толуман, я восхищаюсь тобой! Я словно вернулась в чудесный сон, на берег той солнечной реки. А еще… — но она покосилась на Ассоль и с озорной улыбкой прижала палец к губам.

Так вот чего он желал! Наверное, мать воспитывала его слишком сурово. Мечтая о Великой северной и строя ее, он в действительности хотел любви и принятия, чтобы однажды отец или кто другой ласково коснулся его волос. Ему это было дано — и даром, а он едва не потерял. Но не потерял…

Они сидели на плитах, прислоняясь к постаменту одного изо львов. Ассоль передернула плечами:

— Было мерзко в этом Темном чертоге. Я испугалась, особенно той женщины-ведьмы.

Элиза беспечно улыбнулась: — Они испугались тебя куда больше… Но кажется, за нами приехали.

Лунный свет потускнел и разгорелся снова. От воздушного вихря закачались бесцветные розы. Залитый белым сиянием, на каменных плитах стоял глайдер.

— Точка перехода прямо здесь, — сказала Элиза. — Похоже, это мой в общем-то любимый брат.

Матвей вышел и покрутил головой:

— Надо же, никогда не был здесь в этом потоке времени. Бесподобно!.. У подружки Кэти, Сильвии, похоже закончилась черная полоса. Даже обрела новые способности. Она ясно увидела, где вы будете, ну а Кэти сразу отправила меня за вами. Летим домой.

— Возможно, ты хочешь отдохнуть у родителей, — повернулся к Элизе Толуман. — Уже потом полетите в Москву.

— Нет, — сказала Элиза, крепко беря его под руку. — У тебя осталось не так много трудов, Толуман. Ты закончишь их, и потом мы будем больше жить для себя. А сейчас мы летим домой.