— Меня зовут Маттеус. Ну что уставилась? — спросил он. — А у тебя какое имя?

Он действительно говорил по-немецки! Анна незаметно сделала снимок, запечатлев его приветственную улыбку.

— Тебя зовут Маттеус. А мое имя Анна. У вас здесь все дети говорят по-немецки? Откуда ты знаешь мой язык?

Мальчик подошел ближе, с любопытством глядя на фотоаппарат.

— Что это? — спросил он.

— Это фотоаппарат. Ты хочешь сделать снимок?

— Сделать снимок? А что это такое?

Она протянула ему «лейку». Мальчик смотрел на фотоаппарат с интересом, но прикоснуться к нему не отважился.

— Сюда смотришь, здесь нажимаешь, а внутри остается то, что ты увидел. Понимаешь?

Мальчик посмотрел в видоискатель.

— О! — восхищенно воскликнул он.

— Ты можешь сделать снимок, только сначала скажи, откуда знаешь мой язык.

— Это не секрет, но он уже умер, потому что был очень старый.

— Он?

— Джой Лайсо. Он был очень старый и помнил древние времена. Когда он умирал, ему, наверное, было сто лет, а может быть, и двести! У него были совершенно черные зубы. Это от бетеля. Он говорил, что если я буду учить немецкий, то когда-нибудь найду сокровище. Тут где-то должны быть старые карты, а на них обозначено место, где спрятан клад, — мальчишка понизил голос, — немецкий клад. Знаешь, я везде искал, но ничего не могу находить.

— Найти, — поправила его Анна.

Они прошли мимо женщины, перебиравшей пальцами длинные узкие полосы листьев.

— Старая Кетрут, — сказал мальчик, показывая на нее пальцем. — Она тоже жует бетель, а то, что она плетет, называется «яки». Циновка. Завтра будет много людей, им нужно на чем-то спать.

Мальчик подбежал к женщине. Сказал ей что-то на ухо и пальцем показал на Анну. Женщина кивнула, улыбнулась и сказала:

— Йоуке!

— Маттеус, спроси у Кетрут, можно ли мне ее сфотографировать.

— Можно. И спрашивать не надо. Она не знает, что это такое, а аппарат, как и я, видит впервые.

Анна подошла ближе. Женщина на мгновение застыла и с любопытством посмотрела в объектив. Вдруг она громко рассмеялась и выплюнула изо рта красную слюну.

— Это от бетеля? — испуганно спросила Анна, глядя на мальчика. — Это ведь не кровь?

— Какая кровь?! — ответил тот. — Что ты болтаешь?!

Она шла за Маттеусом мимо домиков, из которых доносились голоса. Жизнь в поселке шла своим чередом. Молодая женщина сидела на песке и кормила грудью младенца. Маттеус подбежал к ней и поцеловал младенца в лобик.

— А это моя самая старшая сестра Рейчел. Рейчел говорит по-английски и очень много знает. А в океане она может найти дорогу лучше, чем ее муж.

Молодая женщина улыбнулась, склонилась над младенцем и сказала:

— Lokwe yuk, love to you.

Анна подняла аппарат, нажала кнопку и тихо повторила:

— Love...

Еще минуту она стояла, очарованная этой сценкой: цветастое платье Рейчел, ее обнаженная грудь, маленькие ручки младенца. Черная головка прижата к матери, босые ножки, красный цветок, вплетенный в волосы Рейчел над ухом, широкая, обезоруживающая искренностью улыбка.

— У нас завтра «кемем», будут все родственники, приходи завтра, — сказала Рейчел по-английски, — нам будет приятно.

Анне не пришлось спрашивать, что такое «кемем».

— У нас часто бывают праздники. Мы любим встречаться с родней. Мои тетки, двоюродные братья, их жены значат для нас то же, что Рейчел и ее маленькая дочка. Завтра ей исполняется год, и у нас будет праздник. Это и есть «кемем», — объяснил ей Маттеус, когда они пошли дальше по деревне.

В каждом доме, куда приводил Анну мальчик, ее встречали с любопытством, но сердечно, и одаривали дружескими улыбками. Всюду царили идиллический покой и гармония. Ни спешки, ни криков, ни недоверия. Как на картинах Гогена.

Деревня была небольшая. Она вся протянулась вдоль океана. В какой-то момент там вдалеке показался продолговатый предмет.

— Нишма! Смотри, это Нишма, муж Рейчел. Он возвращается с уловом. Пойдем посмотрим, что он сегодня поймал! — крикнул Маттеус, хватая Анну за руку.

Он забежал в воду и стал приветственно махать человеку в лодке. Анна фотографировала...

Она оставалась в деревне до заката. Нишма научил ее потрошить рыбу. Потом они принесли эту рыбу в корзинах из пальмовых листьев в деревню, испекли на костре и съели. Маттеус с важным видом рассказывал всем, что такое фотоаппарат. Анна не была уверена, что он объясняет правильно, однако жители деревни в восторге слушали его.

Анне захотелось попробовать, что такое бетель. Нишма с помощью Маттеуса объяснил ей, что это лист растения, обладающего наркотическим действием. Как лист коки. На Маршалловых островах бетель жуют все взрослые мужчины и женщины. В отличие от коки, он окрашивает слюну в красный, а зубы в черный цвет. Разжеванные листья нужно выплевывать, потому что они быстро начинают горчить. Когда Анна сидела на пороге дома и вместе с Рейчел жевала бетель, вокруг собралась толпа любопытных. Анна почему-то не почувствовала никакого наркотического действия бетеля, а когда она выплюнула его, толпа разразилась громким хохотом.

Потом Рейчел спела красивую колыбельную своему малышу, и Анна записала ее, потому что хотела выучить наизусть. «Для моего будущего ребенка, когда он появится», — объяснила она Рейчел, которая очень удивилась, что у «такой старой» женщины еще нет детей.

В своей комнате Анна оказалась, когда уже совсем стемнело. И моментально уснула.

Она проснулась от того, что кто-то осторожно теребил ее за плечо. Открыла глаза и увидела белозубую улыбку Маттеуса.

— Хочешь полежать со мной на волнах? Тогда вставай, — сказал он тихо.

— Что? — Анне спросонья показалось, что ей это снится. — Я не буду сейчас рассказывать тебе сказку, Маркус. Я хочу спать, — пробомотала она и повернулась на другой бок.

— Что ты говоришь, какой Маркус? Пошли изучать волны. Посмотришь, как это делается!

Она наконец проснулась и приподнялась на локте.

— Откуда ты взялся? — спросила, протирая глаза.

— Ты оставила открытым окно, — засмеялся мальчик.

— Изучать волны? Конечно хочу, но подожди, Маттеус, я ничего не ела, меня стошнит. Мне уже от одной мысли о качке хочется блевать.

— А что значит блевать? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Ну пошли быстрее, все ждут только нас.

— Тогда отвернись, — велела она мальчику.

— Зачем?