существовало никакого судебного иска против подобного неравенства, так и между теми, кто объединяется в товарищество исключительно согласно праву народов, невозможно здесь ни взыскание, ни понуждение [exactio aut coactio]. Об этом именно говорится у Помпония (L. in causae cognitione. D. de minorlb. L. Item si pretio. D. locati), когда отмечается, что в переговорах о цене при купле-продаже по праву природы дозволено взаимно обманывать друг друга, но дозволенное тут еще не составляет морального права, а означает лишь то, что против обмана нет никакого правового средства борьбы, если обманувший предпочтет в свою защиту сослаться на договор.

2. Естественным же в этом месте, как иногда и в других, обозначается то, что составляет принятый повсеместно обычай[642]. По словам апостола Павла (Посл. I к коринфянам, XI, 14), сама природа учит, что неприлично мужчине отращивать волосы, хотя это ничуть не противно природе и в обычае у многих народов. Так, автор «Книги Премудрости» (кн. XIII, 1) называет людей, имея в виду идолопоклонников, «ничтожными по природе», а тот же апостол Павел (Посл. к ефесянам, II, 3) упоминает о «детях гнева по природе», высказывая это не от своего лица, но от лица римлян, среди которых он в то время проживал. Древний поэт Эвен пишет:

Что обдумано долго, то прочно будет, о други;

И, полагаю, природой становится смертных.

Тот же смысл имеет древнее изречение, приведенное у Галена (кн. III): «Привычка – вторая природа». У Фукидида сказано опять-таки в том же смысле: «Человеческая природа – победительница законов». Так, греки называют «природными» как добродетели, так и пороки, пустившие глубокие корни. У Диодора Сицилийского читаем: «…когда необходимость, то есть сила духа, победит природу». Юрист Помпоний, указывая, что римское право не допускает, чтобы тот же самый гражданин, не будучи военным, скончался, одновременно оставив завещание и не оставив его (L. ius nostrum, D. de R. I), при этом добавляет, что то и другое естественно между собой находятся в противоречии, хотя все это вытекало только из римских обычаев и не встречалось у других народов, и даже у самих римлян не применялось по отношению к воинскому завещанию[643].

3. Польза введения упомянутых правил очевидна в целях пресечения бесконечных споров, а также ввиду неустранимой неопределенности цен товаров между теми, кто явно не имеет общих судей, чего невозможно избегнуть, если было бы разрешено отступаться от договоров вследствие неравенства условий. «Такова сущность купли-продажи, – говорят императоры (L. si voluntate. С. cle rescind, vend), обозначая словом «сущность» обычную практику, – что к этому договору прибегают покупатель с намерением приобрести подешевле, а продавец – продать подороже: и лишь с трудом и после продолжительного торга[644], когда продавец немного уступит с запрошенной цены, а покупатель прибавит к первоначально предложенной, оба соглашаются на определенной цене». Сенека («О благодеяниях», кн. VI, гл. 15) говорит об этой сделке следующее: «Какое значение имеет стоимость товара, когда покупатель и продавец о цене договорятся? Тот, кто покупает по хорошей цене, ничего не остается должен продавцу». Андроник Родосский рассуждает в том же смысле: «Прибыль, полученная по воле договаривающихся сторон, законна и не нуждается в снижении. Ибо закон дал разрешение на продажу самой вещи» (комм. на кн. V, 5, «Этики Никомаха»).

4. Упомянутый несколько раньше автор жизнеописания Исидора называет покупку ниже справедливой цены и продажу выше ее «правонарушением, дозволенным законом[645], но извращающим справедливость в самом существе».

Глава XIII

О клятвах

I. О том, как велика сила клятвы, даже по мнению язычников.

II. Требуется намерение, то есть воля, принести клятву.

III. Слова, которые произносятся приносящим клятву, обязывают в смысле, полагаемом приемлемым для того, кому приносится клятва.

IV. Когда обязывает клятва, исторгнутая хитростью.

V. Слова клятвы не следует распространять далее общепринятого смысла.

VI. Клятва не обязывает к совершению незаконного поступка.

VII. К тому, чему препятствует высшее нравственное благо.

VIII. И в случае невозможности исполнения.

IX. Что если невозможность исполнения временна?

X. Какой смысл имеет клятва именем Божьим.

XI. Также клятва именем других вещей, имеющих отношение к божеству.

XII. Клятва хотя бы ложным Богам имеет силу.

XIII. Действие клятвы; отсюда двоякое действие клятвы в момент ее произнесения и впоследствии; что подробно разъясняется.

XIV. Когда в силу клятвы приобретается право человеком и божеством, когда только божеством.

XV. Отвергается мнение, согласно которому клятва, данная морскому разбойнику или тирану, недействительна перед божеством.

XVI. Должна ли исполняться клятва, данная вероломному человеку? Разъяснение с помощью различий.

XVII. Если кто обязан одному только божеству, то наследник его не несет обязанности ни перед кем.

XVIII. Не клятвопреступник тот, кто не исполняет клятвы лицу, не желающему ее исполнения или по утрате качества тем, кому принесена клятва ввиду этого качества.

XIX. Когда недействительно действие вопреки клятве?

XX. Власть высших над действиями подчиненных, обеспеченными клятвой, или в отношении клятвы, данной подчиненному; что разъясняется с помощью различий.

XXI. К какой клятве, собственно, относится запрет Христа «не клясться»?

XXII. В каких случаях доверие при отсутствии клятвы имеет силу клятвы согласно обычаю?

I. О том, как велика сила клятвы, даже по мнению язычников

1. У всех народов и во все века обещания, предложения и договоры приобретают наибольшую силу благодаря клятвенному подтверждению. Ибо, как сказано у Софокла в трагедии «Гипподамия»:

Ум возбуждается обычно клятвою,

Чем сохраняется от зла двоякого:

Упреков дружеских и от обид Богам.

«Никакие узы, – по словам Цицерона («Об обязанностях», кн. I), – не считались у наших предков действительнее клятвы для внушения доверия».

2. Отсюда всегда существовала уверенность в том, что клятвопреступникам грозит тяжкое наказание. Так, у Гесиода сказано о клятве:

Смертных всегда оттого постигает невзгода,

Как клятву приносит лживое сердце.

Полагали даже, что потомство искупало преступления предков[646]; однако верили, что такая кара постигала только в случаях совершения тягчайших преступлений: но и в случае несовершения деяния самая воля все же навлекает на себя кару. То и другое Геродот (кн. II) подтверждает повествованием о Главке Эпикидиде, который только замышлял нарушить клятвенное обещание хранить вверенное ему имущество; тот же Геродот приводит следующие стихи:

Порождение клятвы, без имени это потомство.

И без рук и без ног, вторгается бурным порывом,

Уничтожает нещадно семейства, а также жилища[647].

Приводя тот же пример, Ювенал заключает следующим образом: