– Тогда демонстранты разгромят нам американский торговый центр и подожгут американское посольство. Это вовсе не повод для шуток, – отрезал Гюнвальд Ларссон.

Мартин Бек сказал, по-прежнему внимательно глядя на него:

– Я не шучу. Я всего лишь спрашиваю.

– Этот тип свое дело знает. Можно подумать, что у него в голове радар. Когда он идет на дело, вокруг и в помине нет ни одного полицейского.

Мартин Бек тер большим и указательным пальцем основание носа.

– Ты мог бы послать… – сказал он, но сидящий за столом сразу перебил его:

– Кого бы ты хотел, чтобы я послал? Полицейских собак? Чтобы эти бестии сожрали патруль, ведущий негласное наблюдение? Тот, кого там вчера вечером ограбили, в конце концов сам был с собакой и она вовсе не помогла ему.

– Что это была за собака?

– Откуда мне знать? Я что, должен допрашивать собаку? Должен приказать привести ее и загнать в туалет, чтобы Меландер мог ее допросить? – сказал Гюнвальд Ларссон совершенно серьезным тоном. Он хлопнул по столу ладонью и, делая ударение на каждом слове, заявил: – У нас здесь по парку бегает сумасшедший и нападает на людей, а ты мне начинаешь говорить о собаках.

– Но я ведь не…

Гюнвальд Ларссон мгновенно перебил его:

Кроме того, я уже один раз сказал тебе, что этот тип свое дело знает. Он нападает только на беззащитных людей, старичков, старушек и детей. И всегда сзади. На прошлой неделе кто-то сказал… погоди-ка, как же это было? Ах да, что он подкрался из-за куста, как пантера.

– Есть только один выход, – спокойно сказал Мартин Бек.

– Какой?

– Ты должен отправиться туда сам. Переодевшись беззащитным.

Мужчина за письменным столом повернул голову и окинул его яростным взглядом.

Гюнвальд Ларссон имел рост один метр девяносто два сантиметра и весил девяносто восемь килограммов. У него были плечи, как у штангиста-профессионала, и огромные руки, заросшие жесткими светлыми волосами. У него были светлые зачесанные назад волосы и светло-синие недовольные глаза.

Колльберг обычно дополнял это описание и говорил, что вид у него такой, словно он едет на мопеде.

В настоящую минуту светло-синие глаза устремляли на Мартина Бека невероятно критический взгляд.

Мартин Бек пожал плечами и сказал:

– Честно говоря…

Гюнвальд Ларссон мгновенно перебил его:

– Честно говоря, я действительно не понимаю, что в этом смешного. Я здесь по уши влез в отвратительнейшую серию ограблений, с какой никогда не сталкивался, а ты начинаешь мне излагать шуточки о собаках и Бог знает еще о чем.

Мартин Бек понял, что мужчина за столом в данную минуту – очевидно, вовсе не нарочно – уже почти достиг того, что мало кому удавалось, другими словами, разозлил его, Мартина Бека, до такой степени, что он вот-вот перестанет владеть собой. И хотя вся ситуация была совершенно понятна, он не смог удержаться, чтобы не поднять руку и не сказать:

– Ну, наверное, уже довольно!

К счастью именно в этот момент через боковую дверь, ведущую в соседний кабинет, вошел Меландер. У него были закатаны рукава, в зубах он сжимал трубку, а в руке держал открытый телефонный справочник.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – откликнулся Мартин Бек.

– Я вспомнил это имя, как только ты положил телефонную трубку, – сказал Меландер. – Арвин Ларссон. Я также нашел его в телефонном справочнике. Однако звонить смысла нет. Дело в том, что в апреле он умер. Апоплексический удар. Но бизнесом он занимался до самой последней минуты. У него был магазин по торговле подержанными вещами в Сёдермальме. Теперь магазин уже закрыт.

Мартин Бек взял телефонный справочник, заглянул в него и кивнул. Меландер вытащил из кармана спички и начал ритуал раскуривания трубки. Мартин Бек сделал два шага к столу и положил на него телефонный справочник. Потом снова отступил к низкому металлическому шкафчику.

– Что это у вас за дела? – подозрительно спросил Гюнвальд Ларссон.

– Ничего особенного, – сказал Меландер. – Мартин забыл, как звали одного перекупщика, которого двенадцать лет назад мы пытались засадить в тюрьму.

– И вам это удалось?

– Нет, – сказал Меландер.

– И тем не менее ты помнишь об этом?

– Да.

Гюнвальд Ларссон придвинул к себе телефонный справочник, полистал его и сказал:

– Не пойму, хоть убей, как кто-то может помнить двенадцать лет человека по фамилии Ларссон.

– Это вовсе не трудно, – с важным видом сказал Меландер.

Зазвонил телефон.

– Первый отдел слушает. Простите? Не понял… Что?.. Детектив ли я? Это старший криминальный ассистент Ларссон, первый отдел. Простите? Будьте добры, назовите фамилию еще раз.

Гюнвальд Ларссон вытащил из нагрудного кармана шариковую авторучку и нацарапал одно слово. Ручку он продолжал держать наготове.

– И что же вам угодно?.. Простите? Не понял… Что? Что?.. Какой морж?.. Морж на балконе?.. Ах, мужчина?.. Так значит, у вас на балконе какой-то мужчина?

Гюнвальд Ларссон отодвинул в сторону телефонный справочник и придвинул к себе блокнот. Написал несколько слов на бумаге.

– Да, да, я вас слушаю. Как он выглядит? Да, слышу. Редкие волосы, зачесанные назад. Большой нос. Понятно. Белая рубашка. Среднего роста, да. Коричневые брюки. Расстегнуто что? Ага, рубашка. Светло-синие глаза.

– Момент, фру, подождите секундочку. Кое-что не совсем понятно. Так значит, он стоит на своем собственном балконе?

Гюнвальд Ларссон посмотрел на Меландера, перевел взгляд на Мартина Бека и пожал плечами. Он принялся ковырять в ухе шариковой ручкой и при этом продолжал слушать другим ухом.

– Не сердитесь, фру, но ведь этот человек стоит на своем собственном балконе. И он вас каким-то образом беспокоит? – Ага. Не беспокоит. Простите? На противоположной стороне улицы? На своем собственном балконе?

– А как вы можете знать, что у него светло-синие глаза? Это, должно быть, какая-то очень узкая улица. Что? Что вы говорите?.. Момент, милая фру, подумайте сами. Этот мужчина всего лишь позволил себе стоять на своем собственном балконе. А что он еще делает? Смотрит вниз на улицу? А что происходит внизу на улице?.. Ничего? Что вы говорите? Автомобили? Там играют дети?.. И ночью? Дети там играют и ночью?.. Нет, не играют. Ага, он стоит на этом балконе и ночью. И что, по-вашему, я должен делать? Напустить на него полицейских собак?.. Послушайте, фру, у нас нет закона, который запрещал бы людям стоять на собственном балконе… Хотите заявить о подглядывании? Господи, милая фру, если бы нам каждый раз заявляли о таком подглядывании, нам пришлось бы приставить к каждому гражданину трех полицейских. Благодарен? Мы должны быть благодарны?..