— Еще бы, — заметил Колльберг.

Гюннарссон слабо улыбнулся.

— До Вены я ехал в международном экспрессе, это заняло только четыре часа. В первую очередь я снял очки Аффе и уложил его плащ. Теперь я уже ехал по бельгийскому паспорту, и все по-прежнему шло гладко. В поезде было полно пассажиров и у паспортного контроля было много работы. К тому же со мной в купе ехала какая-то девушка. В Вене на вокзале Остбанхоф я взял такси, поехал прямо в аэропорт и дневным самолетом прилетел в Стокгольм.

— Что вы сделали с паспортом Редера? — спросил Мартин Бек.

— Порвал и бросил в унитаз в туалете на вокзале Остбанхоф. Очки тоже. Стекла я разбил, а оправу поломал.

— А куда вы дели плащ?

— Повесил его в гардероб в привокзальном ресторане.

— И вечером вы уже снова были здесь?

— Да, я пошел в редакцию сдать кое-какие статьи, которые написал до этого.

В комнате было тихо. Наконец Мартин Бек сказал:

— Вы пробовали постель?

— Где?

— В гостинице «Дунай».

— Пробовал. Она скрипела.

Гюннарссон снова посмотрел на свои руки. Потом очень тихо сказал:

— Я был в ужасно тяжелом положении. Речь ведь шла не только обо мне.

Он быстро посмотрел на фотографию.

— Если бы… если бы не случилось ничего непредвиденного, у нас была бы на этой неделе свадьба. И…

— Да?

— Это ведь на самом деле был несчастный случай. Поймите…

— Да, — сказал Мартин Бек.

Колльберг за все время так ни разу и не пошевелился. Теперь он внезапно пожал плечами и раздраженно сказал:

— Достаточно, пойдем.

Мужчина, убивший Альфа Матссона, внезапно всхлипнул.

— Да, — сказал он сдавленным голосом. — Извините, я на минутку.

Он быстро встал и пошел в туалет. Двое остальных не пошевелились, но Мартин Бек с сожалением смотрел на закрытую дверь. Колльберг проследил за его взглядом и сказал:

— Там нет ничего, чем он мог бы нанести себе вред. Я забрал оттуда даже стаканчик для зубной щетки.

— На ночном столике у него была коробочка со снотворным. Там было по меньшей мере двадцать пять таблеток.

Колльберг пошел в спальню и тут же вернулся.

— Снотворного нет, — сказал он.

Он посмотрел на закрытую дверь.

— Может быть, нам следует..?

— Нет, — сказал Мартин Бек. — Подождем.

Они ждали не больше тридцати секунд. Оке Гюннарссон вышел сам. Он улыбнулся и сказал:

— Так мы идем?

Никто не ответил. Колльберг пошел в туалет, встал на унитаз, поднял крышку сливного бачка, засунул туда руку и выловил пустую коробочку из-под снотворного. Он вернулся в кабинет и прочел этикетку.

— Веспаракс, — сказал он. — Это опасное средство.

Он посмотрел на Гюннарссона и устало заметил:

— Вам все же не следовало этого делать. Теперь нам придется отвезти вас в больницу. Там на вас наденут длинный фартук аж до самых ног, а в горло засунут резиновую кишку. Завтра вы не будете в состоянии ни говорить, ни есть.

Мартин Бек вызвал по телефону патрульный автомобиль.

Они быстро спустились по лестнице, всех их подгоняло одинаковое желание убраться отсюда как можно скорее.

Патрульный автомобиль уже стоял перед домом.

— Сделать промывание, — сказал Колльберг. — И поскорее. Мы приедем позже.

Когда Гюннарссон уже сидел в автомобиле, Колльберг что-то вспомнил. Он приоткрыл дверцу и спросил:

— Когда вы ушли из гостиницы на вокзал, вы вначале попали на другой вокзал?

Мужчина, убивший Альфа Матссона, посмотрел на него глазами, которые уже начали заволакиваться туманом и приобретать неестественное выражение.

— Да. Откуда вам это известно?

Колльберг захлопнул дверцу. Водитель патрульного автомобиля включил сирену уже на первом же перекрестке.

По пожарищу в Хагалунде между куч пепла и обгоревших балок осторожно передвигались полицейские в серых комбинезонах. За веревочным ограждением собралась небольшая толпа зевак, главным образом воскресных семеек с детскими колясками и пакетами из кондитерской. Было уже больше четырех часов.

Как только Мартин Бек и Колльберг вышли из автомобиля, от группы полицейских отделился Стенстрём и подошел к ним.

— Вы были правы, — сказал он. — Матссон лежит там, но от него уже мало что осталось.

Не прошло и часа, как они снова возвращались в город. Когда они проезжали мимо бывшего налогового управления в Нормальме, Колльберг сказал:

— Через неделю строительная фирма уже сравняла бы там все бульдозером.

Мартин Бек кивнул.

— Он сделал все, что было в его силах, — философски заметил Колльберг. — И сделал немало. Если бы он знал о Матссоне чуточку больше и не поленился посмотреть, что в этом чемодане, и если бы он вышел из самолета в Копенгагене, вместо того чтобы с риском, что кто-то заметит, орудовать ластиком в паспорте…

Он не закончил фразу. Мартин Бек посмотрел на него.

— Ну и что? Думаешь, он выкрутился бы?

— Нет, — сказал Колльберг. — Понятно, что нет.

У Ванадисского плавательного бассейна, где, несмотря на плохую погоду, людей было как мух, Колльберг кашлянул и сказал:

— Не знаю, зачем тебе теперь заниматься этим делом. У тебя ведь в конце концов отпуск.

Мартин Бек взглянул на часы. Сегодня он уже не успеет на островок.

— Высади меня на углу Оденгатан, — сказал он.

Колльберг остановился на углу перед кинотеатром.

— Ну, пока, — сказал он.

— Пока.

Они не подали друг другу руки. Мартин Бек остался стоять на тротуаре и смотрел вслед автомобилю. Потом перешел на противоположную сторону, повернул за угол и вошел в ресторан «Метрополь». Свет в баре был приглушенным и приятным, за одним угловым столиком какие-то люди тихо разговаривали. Кроме них, здесь больше никого не было.

Он уселся за стойку бара.

— Шотландское виски, — сказал он.

Бармен был мускулистым верзилой со спокойными глазами и быстрыми движениями. На нем был белоснежный пиджак.

— Со льдом?

— Почему бы и нет?

— Конечно, — сказал бармен. — Это отличная вещь. Дневное виски со льдом. Это что-то исключительное.

Мартин Бек просидел в баре четыре часа. Он ни разу не заговорил, лишь время от времени показывал на бокал. Мужчина в белом пиджаке тоже ничего не говорил. Так было лучше всего.