То, что они собрались у посольства, свидетельствовало, что великий князь Владимир Александрович уже приехал. Черевин перекрестился, вылез из саней и подбежал к подъехавшему императору. Его Величество было зло до чрезвычайности. Оно с ненавистью посмотрело на Черевина и, пыхтя, проследовало к услужливо распахнутой двери, так что генерал едва успел протиснуться вперед и подать лакеям знак известить посла о приезде царя. Была половина одиннадцатого.

С того дня, когда оказалось, что ему подсунули братцеву невесту, это был самый дурацкий день в его жизни. Конский волос колол его сквозь холщовую торбу и тонкое сукно подколетника, завязки торбы все время натирали шею, тяжелая кираса гнула его к земле. В залитом электричеством вестибюле перед широкой лестницей его дожидались только что спустившиеся посол граф Монтебелло с женой, но Александр почти не видел их сквозь пот, застилавший ему глаза. Сзади тяжело пыхтела жена и сопели сын с дочерью, что еще больше раздражало его.

Лакеи приняли у него шинель.

— Черевин, я сейчас упаду, — шепнул царь сквозь зубы. — И, по-моему, у меня развязались или порвались завязки и сейчас все вывалится.

— Держитесь, Ваше Величество. Надо подняться по лестнице, и там я вам все поправлю, — также сквозь зубы ответил Черевин.

— Сейчас нам шампанское поднесут, а я руку не могу поднять.

— Надо идти, Ваше Величество. — Черевин шагнул вперед и оглядел вестибюль. Взгляд его привлек устроенный внизу у лестницы грот с фонтаном. Вода била из него на небольшую высоту и с приятным журчанием стекала по туфу вниз в бассейн. Цветные электрические фонарики, спрятанные между камней, окрашивали воду во все цвета радуги. Сверху из гостиной сквозь распахнутые двери донесся громкий нервный смех великого князя Владимира.

И тут Черевин все понял. Бомба, без сомнения, устроена в гроте поганцем Варакутой, который под видом установки электрических фонарей протянул туда из своей квартиры провода, чтобы в нужный момент замкнуть цепь. Император с семьей здесь внизу, а великие князья наверху. Сейчас один из тех лигистов, которых они встретили, подаст сигнал о приезде царя, махальщики передадут его на Шпалерную, и все! Осталось только как-то предупредить великих князей, чтобы они держались подальше от лестницы.

Хлопнула пробка у лакея, стоявшего с бутылкой шампанского в дверях. Вот оно, предупреждение!

— Алексей! — взвинченным голосом крикнул наверху Владимир. — Скорей! Государь приехал!

Черевин бросился к царю, чтобы прикрыть его собой, и попытался свалить Государя на пол. Тот изо всех сил силился устоять. Лицо императора перекосилось от ярости.

— Немедленно отцепитесь, Черевин! Вы с ума сошли!

— Падайте, Ваше величество! — крикнул генерал, каждый миг ожидая взрыва.

Треснул царский колет, в прорехах показались пуки конского волоса и стальные пластины. Царь неуклюже стал заваливаться на спину, Черевин поднатужился, и гроза всей Европы с грохотом рухнула. Каска свалилась с головы, обнажив потную красную плешь, и покатилась по полу. Император отбросил Черевина в сторону и стал барахтаться, пытаясь встать. Монтебелло и его жена обмерли и боялись пошелохнуться, не понимая, что происходит. Из-за тяжелой кирасы царю никак не удавалось перевернуться набок, он загребал руками в надежде уцепиться хоть за что-нибудь и рычал от злости.

— Все скоты! Не потерплю!

Наконец, ухватившись за щиколотку испуганной супруги одной рукой, и за ногу дочери другой, Государь перекатился на бок, а затем встал на четвереньки. Лакеи помогли ему подняться.

Отлетевший к стене Черевин оправился первым. Поняв, что взрыва не будет, и боясь даже взглянуть на царя, он набросился с упреками на посла.

— Что же у вас фонтан-то подтекает! Государь вот поскользнулся и упал!

* * *

Приказ генерала Черевина раздать боевые патроны и выступать в сторону Полюстрово конвойный казак привез на Охту в казармы 145-го пехотного Новочеркасского полка полковнику фон-Лизарху-Кенигку около девяти. Две роты первого батальона выстроилась на плацу, последовала команда «На молитву, шапки — долой!», полковой священник Тимофеев благословил их на ратные подвиги, и в полной темноте новочеркассцы перешли по деревянному мосту Охту и двинулись на рубеж для атаки. Сзади тащились патронные санки, на которых рядом с возницами дремали каптенармусы. Настроение было недоуменное. Офицеры озадаченно переговаривались, меся вместе с солдатами снег, но представить, что им предстоит, не могли. Пройдя по Большому Охтинскому проспекту с редкими керосиновыми фонарями, они пересекли наполовину занесенные снегом рельсы Ириновской железной дороги, и здесь роты разделились. Первая рота под командованием капитана Ерогина направилась дальше по проспекту к набережной и оттуда к Сретенской церкви, а вторая, под командованием капитана Попенгута, по Горушечной вышла на край обывательских огородов, тянувшихся вдоль Большой Охтинской дороги. За огородами во тьме чернело одинокое здание полюстровского участка с неосвещенными окнами, где во дворе ветер мотал керосиновый фонарь и откуда доносил хрюканье свиньи.

— Рота, стой! — скомандовал Попенгут.

Подбежал ординарец с потайным фонарем. При его мутном свете капитан развернул листок, нарисованный от руки командиром полка, и убедился, что они прибыли туда, куда надо.

— Господа! Перед нами за огородами находится Полюстровский полицейский участок, обороняемый командой городовых под командой пристава. На роту возложена задача взять его штурмом. Стрелять, слава Богу, не велено, всех, кто находится там, взять живыми. Направление движения — фонарь во дворе участка.

Попенгут протянул руку и указал на скрипевший фонарь.

— В цепь идут первый, второй и третий взвод, четвертый взвод определяется в резерв и будет находиться вот за этими двумя стогами сена. Первый взвод отсюда и до того куста, второй — от куста и до того поваленного плетня, третий от плетня и до покосившейся ретирады. Первый взвод — направляющим. Средний интервал между людьми — один шаг. Фельдфебель, патронные санки поставь у этого ивняка. Барабанщик при тебе. Только смотри, ничего не позволяй себе! Знаю я вашу породу — до сих пор по Казимиру Ивановичу тоскуете… Вон, подпоручик Страннолюбский три года без Чеховича мучался, пока не уволился. Нет, пусть барабанщик лучше будет при мне.

Он набрал в грудь холодного воздуха и крикнул:

— Первый, второй и третий взводы — в цепь!

Взводы разошлись по назначенным участкам и по командам поручиков «Взвод, на фонарь от середины влево в цепь!» рассыпались по снегу. Резерв побрел за стога, а фельдфебель с возницей, матерясь, попытались затолкать увязнувшие в снегу санки в ивовые кусты.

— Может, ваше высокоблагородие, лучше колонной идти? — спросил у Попенгута штабс-капитан, закутанный в башлык. — На пути огороды, снегу по колено, и ведь все равно все это глупости, а если пойдем цепью, половина потеряется в темноте.

— Лизарх дал мне понять, что в городе творятся странные дела, и команду над обоими армейскими полками взял на себя сам генерал-лейтенант Черевин. Это не маневры, Алексиано, в нас могут по-настоящему стрелять.