Убивала не только Гвенна. Пирр и Анник ежевечерне отбывали свой черед между кострами. У Длинного Кулака не кончались жертвы: пленники-аннурцы, проворовавшиеся ургулы, а после переправы через реку к ним добавились крепкорукие поселенцы – аннурские граждане, ушедшие жить за границу империи. Все они неровня были кеттрал и Присягнувшей Черепу, но, к облегчению Гвенны, всякий раз к эмоциям примешивалось отвращение. Несколько ночей спустя ургулы, чтобы оттянуть смерть и продлить мучения, оставили женщин совсем безоружными. Не помогло. Анник немедленно добиралась до глаз, проделывая пальцем то, что Гвенна сделала палкой, а Пирр одним небрежным ударом напряженных пальцев разбивала противнику гортань.

Бои были отвратительны, но куда хуже – следовавшие за ними резня и вопли. Длинный Кулак, до локтей перемазавшись в кровавой жиже, собственноручно вырезал сердца дюжине привязанных к кольям молодых солдат. Шаман навострился не задевать ножом крупных артерий, так что жертва была еще жива, когда он вырывал из груди трепещущее сердце и сжимал его в кулаке. Балендин, разумеется, охотно присоединился к трудам ургулов: с блестящими глазами, упиваясь ужасом пленников, жутко медлительными и уверенными движениями сдирал кожу. Одно дело – слушать о поклонении Мешкенту в учебном зале на Островах, другое – видеть своими глазами. И совсем другое – принимать участие.

А хуже всего, что ужас ночных жертвоприношений был лишь прелюдией к ужасу настоящего нашествия. Если ургулы перехлестнут через границу, куда больше людей зайдутся криком на алтарях по всему Северному Аннуру. Ночами Гвенну будили кошмары, черная форма пропитывалась липким потом. Она рвалась на свободу с того момента, как войско снялось с места, но Пирр ее отговорила. С тех пор как начались Квина Саапи, убийца уже не радовалась плену – как видно, она предпочитала убивать по своему выбору, – но упорно напоминала негодующей Гвенне, что беглец в степи долго не проживет. Здесь не было спасительных лесов, а на открытой местности ургулы будут гонять их как собак. Однако за рекой, ближе к северу, Гвенна решила больше не откладывать.

– Там… – Она ткнула пальцем в стену палатки, за которой у края размокших равнин темнел на горизонте лес. – Там край Тысячи Озер. Аннур.

– Это не Аннур, – поправила ее Пирр, соскребая с пальцев и бросая в огонь пленку засохшей крови.

Только что закончилось вечернее жертвоприношение, после которого Гвенна сомневалась, отмоется ли в целом океане, а убийца обходилась с кровью как с любой честной грязью.

– Аннур начинается южнее Черной реки. А тут просто болотина. – Пирр брезгливо поморщилась и поспешила снова заговорить, предупредив возмущенный возглас Гвенны: – Хотя наконец показались деревья. Я бы сказала, что в ближайшие дни было бы весьма кстати откланяться. Мы и так злоупотребили гостеприимством, и как бы Длинный Кулак не надумал от нас избавиться.

Гвенне от ее слов стало тошно. Да, они были пленниками в своем апи и в лагере, но почему-то Длинный Кулак и Балендин до сих пор не отобрали у них шатер и обращались с ними с насмешливым почтением. Все это походило на ловушку, хотя Гвенна не видела смысла расставлять силки на тех, кто и так пойман.

– Почему он тянул до сих пор? – спросила она, царапая ладони ногтями. – Мы самые опасные из его пленных. Почему нас хотя бы не свяжут, как остальных? – Она обвела рукой уютную внутренность апи. – Почему мы еще живы?

– Про запас, – не поднимая глаз, предположила полосовавшая мясо Анник. – На случай, если Валин вернется. Или мы окажемся ему полезны.

– Возможно, – кивнула Пирр, ногтем отскребая грязь со штанов.

Час назад ей пришлось убить троих, но, видно, женщину больше заботили пятна на одежде.

– Хотя, сдается мне, все проще.

– В чем же дело?

– В том, что мы нужны ему живые.

– Зачем? – поморщилась Гвенна. – Как игрушки?

Пирр, похоже, хотела ответить издевкой, но сдержалась.

– Как человек становится вождем? – наконец спросила она. – Вообще вождем, тем более – миллиона ургулов.

– Убивает всех, кто хочет его убить, – ответила Гвенна. – Вот я и говорю, глупо Длинному Кулаку нас не убить.

Пирр покачала головой:

– Если бы он стал убивать всех, кто может быть опасен, этому бы конца не было. Всегда найдутся желающие убить вождя. От всех Длинный Кулак не сумел бы защититься. Не так крепки его позиции.

– Когда вырезает сердца, кажется, что довольно крепки.

– А дело в том, – продолжала свою мысль Пирр, – что никто не способен представить его мертвым.

– Я с первой встречи только тем и занимаюсь, – огрызнулась Гвенна; обиняки и долгие подходы выводили ее из себя. – А сейчас, прямо скажем, подумываю не ограничиваться представлениями.

– Ты можешь вообразить, а они нет. Ургулы видят в нем не живого человека – легенду. Чтобы убить человека, достаточно ножа. – Пирр фыркнула. – Хватит и ногтя, как ты сама доказала нынче вечером. Но культ… Культ не убьешь, а он укрывается культом, точно бизоньей шкурой. Собиратель племен, живая жертва Мешкенту, гроза Аннура. Это символ власти, его сила…

– Хочешь сказать, он так поверил в собственный бред, что дает нам волю? – покачала головой Гвенна. – Так он еще тупей, чем я думала.

– Я хочу сказать, что мы работаем на его культ: великий вождь укротил двух кеттрал и Присягнувшую Черепу, заставил их сражаться между кострами.

– Укротил! – Гвенна сплюнула. – Говори за себя!

Убийца только бровью повела, и Гвенна залилась краской, вспомнив молящего о пощаде солдатика.

– Ну, я еще побрыкаюсь, – пробормотала она.

Пирр пожала плечами:

– Ты ведь не бывала в Изгибе?

Гвенна недоуменно покачала головой.

– Жаль. Чудесное дикое местечко. Я там как-то видела бойца на арене. Весь день за ним наблюдала. Он сражался со зверями – медведями, быками, волками – и всякий раз перед самым концом, прежде чем прикончить зверя, поворачивался к нему спиной, откладывал клинок и махал толпе рукой.

– Бессмысленный жест, – бросила Анник.

– Пожалуй, – признала Пирр, – но толпа была в восторге. Он казался бесстрашным. Непобедимым. Невозможно было вообразить, чтобы он проиграл.

– А мы – волки Длинного Кулака, – мрачно заключила Гвенна.

– С тем парнем, кстати сказать, забавно вышло, – заметила Пирр. – Я уже собиралась уезжать из города, когда он так повернулся спиной к медведю. Не мог не повернуться, зрители требовали.

– И?..

– И медведь снес ему голову, – улыбнулась Пирр.

* * *

Конечно, разговор о побеге – еще далеко не побег. Солнце зашло, потянулась ночь, а они все сидели в апи. Вольно было Пирр толковать о волках, но Гвенна сейчас больше напоминала себе овцу – притом в ожидании мясника.

– Нынче же ночью, – сказала она, тыча в костер длинной палкой. – Мы и так слишком долго ждали. Ургулы, все до единого, скачут к границе, скачут воевать, а никому невдомек. Аннур не знает. Валин не знает.