«У Нея не было тогда… и 5 тысяч под ружьем, тем не менее, отведя расстроенную дивизию Рикара[1270], он двинулся двумя колоннами на нашу боевую линию. Пользуясь туманом, колонна без выстрела дошла до наших орудий. Генерал Паскевич с Орловским и 5-м Егерским полками бросился на левую колонну Нея, бывшую под начальством генерала Разу[1271], и рассеял ее, захватив в плен бригадного генерала Ледрю[1272]. Ней с несколькими кучками вооруженных французов скрылся в тумане, причем наша кавалерия, в полном убеждении, что уже все войска его рассеялись, потеряла их из виду»[1273].

Вскоре станет широко известен памфлет, написанный флигель-адъютантом Орловым[1274], — «Размышления русского военного о 29-м "Бюллетене"»[1275]:

«Герцог Эльхингенский со своим корпусом и с остатками первого корпуса, разбитого у Малоярославца и Вязьмы, прибыл на следующий день после сражения под Красным прямо из Смоленска, где забавлялся тем, что взрывал древние стены и жег дома. Он не поверил своим глазам. Перед ним была русская армия, построенная в боевом порядке и готовая ко встрече с ним! Какой сюрприз приберег для него Наполеон! Однако решено наступать! Несколько колонн бросаются в атаку, и все гибнут. Маршал, не растерявшись, тотчас принимает решение. Он бросает свой корпус, как Наполеон бросил армию, — каков хозяин, таков и слуга. Бежавший с поля Ней был с распростертыми объятиями принят императором…»[1276]

А вот — еще одна легенда, явно недостоверная: «Маршал Ней, расположив свои войска, послал к генералу Милорадовичу парламентера, предлагая ему сдаться, но русский военачальник отвечал: "Я проложу себе дорогу!"»[1277] Все было наоборот, и на предложение о сдаче в плен Ней отвечал: «Маршал Франции не сдается!»[1278] Но, может, и этого не было — все обошлось без красивых фраз. Хотя рапорт генерала Милорадовича об этом бое звучит весьма красиво: «Сие дело решило, что русская пехота первая в свете. Наступающие неприятельские колонны, под сильным картечным и ружейным огнем, в отчаянном положении решившиеся умереть или открыть себе путь, опрокинуты штыками храбрых русских, которые, ожидая их с хладнокровной твердостью, бросились на них с уверенностью в победе. Урон неприятельский чрезвычайно велик: все 4 командующие генерала, по словам пленных, убиты; всё место сражения покрыто грудами неприятельских трупов. С нашей же стороны во все сии дни убитыми и ранеными не более 500 человек»[1279].

Неизвестно когда — может быть, именно в этих боях — случилось и такое: «В одном из сражений русский авангард несколько раз нападал на батарею, и всякий раз был опрокинут. Милорадович, чтобы воодушевить солдат, бросил кучу Георгиевских крестов на батарею и закричал: "Собирайте!" Солдаты устремились с криком "ура!" на батарею, взяли ее, а кто жив остался — взял себе измятый в огне Георгиевский крест»[1280].

«Генерал Милорадович, покрывший уже себя блистательнейшей славой в течение трех предшествовавших дней, в самое это время среди смерти и ужасов сражения спокойно занимался обозрением мест и, проезжая мимо полков, по обыкновению своему, ласково с солдатами разговаривал. Войска кричали ему "ура!"»[1281].

В принципе, ничего нового к портрету героя. Хотя в каждом сражении были и какие-то особенные моменты.

«Милорадович во время сражения близ Красного увидел, что двое маленьких детей, брат и сестра, взявшись за руки, бежали среди мертвых тел. Он тотчас приказал взять их и отнесть в свою квартиру. С того времени Пьер, которому было 7 лет, и Лизетта, коей было 5 лет, не выходили из коляски. 6-го, после совершенного поражения Нея, между пленными, положившими оружие, малютки сии бросились к одному из них и вдруг в один голос закричали: "Батюшка! Батюшка!" В самом деле, это был отец их. Воин бросился к ногам спасителя, слезы радости полились из глаз его, показывая ясно, что чувствовало сердце отца в сию минуту. Милорадович, тронутый сею сценою, велел ему с детьми остаться при себе. Редкий пример сострадания к врагам своим»[1282].