– Ты знаешь, уговоры, разговоры – все это пустая болтовня. Надо было что-то предпринять,– рассудил Маузер.

– Да заткнись ты! Не мог же я ее связать и сделать ей ребенка…

София брезгливо сморщила лицо и вздрогнула от одной мысли, что это могло бы произойти.

–…Я и так скрыл от нее письмо из приемной комиссии колледжа. Когда пришел к ее отцу, появился почтальон. Ну я открыл дверь, взял почту. Смотрю – приглашение на обучение в Хьюстоне. Ну я его и украл. А толку-то? Она на следующий год все равно укатила.

Челюсть Софии непроизвольно опустилась. От злости и негодования в глазах потемнело, и руки буквально свело судорогой от дикого желания ринуться на этого мерзавца и как следует наподдавать ему.

– Ах-х ты, подлый ублюдок!– ненавистно выдавила София.

Ее сильный громкий голос заставил обернуться Криса и Джека. Рискин остолбенел от сознания своего провала. Его лицо исказилось в испуганной и жалкой гримасе.

София твердой походкой устремилась к Рискину, угрожающе щурясь и сжимая кулаки. Она резко остановилась в метре от парней и испепеляющим взглядом окинула обоих.

– Раньше я считала тебя просто невеждой, а теперь вижу, что ты грязный, мелочный, подлый заговорщик. И ты поплатишься за свою подлость!

Нервно встряхивая головой, София сдержала свои кулаки и, не отводя презрительного взгляда от Рискина, обратилась к Маузеру.

– Два сапога – пара!

В следующую минуту девушка пулей вылетела из конюшни, на бегу усмиряя слезы и рыдания. Сколько же подлости было в этом мире! Только здесь, дома, она ощутила ее сполна. Как два ножа в спину. Не то чтобы это было чересчур неожиданно, но София оказалась обезоруженной, беззащитной перед такими мощными ударами. И сердце жалобно заныло: «Мой Хьюстон, родной, любимый! Где же ты? Забери меня обратно! Тетя Лили, Брайан! Что же так несправедливо?»

София вбежала в свою комнату и отчаянно стала собирать свои вещи в дорожный рюкзак. Сейчас она не думала ни об отце, ни о матери, ни о поместье, а корила себя за одно: как она могла так ошибиться в Крисе, поверить в его простоту, слегка навязчивую, порой раздражающую, но не подлую? С противных мыслей о Крисе она переключилась на поведение отца: «Это заговор! Настоящий заговор! Он всегда пытался подчинить меня себе. Но таким образом! Да пусть горит эта ферма синим пламенем! Все к дьяволу! Невежда! А еще говорит – зачем мне образование! Не берись за дело, если ничего не смыслишь в нем!– мысленно ругалась София.– Я не буду отвечать за твои ошибки, папочка! Не тебе решать мою судьбу! Ты вообще никто и всегда был никем в моей жизни. Всегда недовольный, снисходительный, жесткий, а мечтал, чтобы я прониклась твоей сумасбродной любовью к ферме. Ненавижу! Предатель!»

Не переодеваясь, София спешно покинула свою комнату и бегом спустилась по лестнице в гостиную, чтобы выйти через парадную и убежать подальше от этого дома. В гостиной она наткнулась на мать. Запыхавшись от спешки и бури эмоций, буквально уносящих почву из-под ног, она на секунду затаила дыхание и сквозь вновь пробивающиеся слезы проронила:

– Мам, прости: я больше не могу здесь оставаться. Я тебе позвоню. Прости меня, мама!

Слезы не дали ей продолжить разговор. София, захлебываясь от плача, смахнула соленые капли с губ и подбородка и устремилась к выходу.

Хелен только успела махнуть ей дрожащей рукой и судорожно прикрыла рот ладонью, чтобы не разрыдаться от нестерпимой боли. Сердце защемило, дыхание стало сбиваться, и резко бросило в жар. Она еще не успела прийти в чувства от разговора с Ланцем, как дочь внезапно решила покинуть ее.

Не успев переварить эту новость, Хелен услышала истошный крик во дворе. Она молниеносно выбежала вслед за Софией и застала отца и дочь в ужасающей материнскую душу перепалке.

– Если ты выйдешь за ворота этого дома и уедешь, то я больше не твой отец! Можешь не возвращаться! У тебя не будет дома!– взбешенно выкрикнул Ланц и нервно вытер слюну с губ.

София испепеляющим взглядом окинула отца и, не сдерживая возмущения и давней враждебности, выдавила сквозь зубы:

– Да пошел ты, знаешь куда!? Не очень-то и хотелось быть твоей дочерью! Но, знаешь ли – отцов не выбирают! Да ты и не был отцом мне! Кто учил меня всем мудростям жизни? Не ты! Кто ободрял и поддерживал меня? Не ты! А ты всего лишь старый развратник и сводник! Ты думаешь, я не видела, как ты изменял маме?! Я все видела, и всю жизнь с этим жила!

Ланц оцепенел и потерял дар речи.

София повернулась и побежала к воротам. Но, остановившись на полпути, она оглянулась и выкрикнула так громко, чтобы отец непременно услышал ее:

– И попробуй только тронь маму! Матерь божья, как же я тебя ненавижу!

Сколько же подлости было в этом мире. И сейчас София отчетливо понимала, что вся она исходила от мужчин…

***

Софии больше некуда было бежать, как только к доктору Логану. Чувство безысходности распирало грудь и сдавливало виски. Слезы душили, обжигали щеки, и губы, искусанные в кровь, пощипывало от соленого концентрата. Сейчас ей нужен был человек, которому она безгранично доверяла, который непременно был бы на ее стороне.

Крестного не оказалось дома. София вспомнила, что сегодня он должен был заступить на дежурство. Оставив рюкзак у порога его дома, она расстроенно побрела в клинику.

Время подходило к пяти вечера. Веселые искры бенгальских огней сверкали в окнах клиники. Маленький коллектив праздновал наступление Рождества. Девушка беспрепятственно прошла к кабинету крестного и, грустно наблюдая за весельем медперсонала за празднично накрытым столом, с глубоким чувством одиночества прислонилась к дверному косяку. Она простояла так около десяти минут, прежде чем ее заметил крестный. Он приятно удивился и кинулся обнимать крестницу.

– Фисо, какая неожиданность!

София уткнулась лицом в его теплую шею и зажмурилась от вновь подступающих слез. Вдруг так остро стало жаль себя и обидно, что она прижалась всем своим хрупким телом к мужчине и долго не отпускала его.

Бен ощутил мокрый кончик носа на своей шее и сразу же догадался, в каком настроении девушка. Не говоря ни слова, он взял ее за руку и отвел в процедурную.

Запах спирта и хлора привел Софию в чувства. Она поморщила нос, несколько раз чихнула и горько улыбнулась.

– Я очень рад тебя видеть! Но сердце дрогнуло от твоего вида. Что с тобой, моя девочка?– озабоченно спросил Бен и краешком халата утер слезы с щек крестницы.

София села на кушетку, пожала поникшими плечами и слезным голосом рассказала все, что с ней произошло за этот день. Во взгляде Логана отразились искреннее сочувствие и понимание, которых так не хватало Софии. Тревога и печаль тоже не укрылись от ее глаз.

Бенджамин очень переживал не только за крестницу, но и за душевное состояние Хелен. София была сдержанна и не коснулась темы отношений крестного и матери, только со вздохом огорчения еще раз крепко обняла его.