litbaza книги онлайнИсторическая прозаАлександра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 116
Перейти на страницу:

— Ваше величество, английский король получает о вас всех сведения. Поверьте, этот арест, которому я вынужден Вас подвергнуть, всего лишь чисто символический шаг. Я имею честь торжественно сообщить Вам, что сегодня же на заседании Совета министров я подписал указ об отмене в России смертной казни…

Какой подлый обман! Государь с государыней молчали. Их достойное поведение, их молчание без признаков враждебности производили должное впечатление на этого кровавого марионетку, который строил из себя великого государственного деятеля. Он вдруг смягчился. Он спросил, не нужно ли им чего-нибудь?

Николай молчал. Александра ответила ему, хотя этого и не хотела:

— Да, господин… Нам нужно немного тишины в этом доме, так как мы все ужасно устали, к тому же две мои дочери больны…

Николаю не понравилась ее такая просьба и Александра, понимая это, замолчала. В обстановке вежливого равнодушия с одной стороны, плохо скрываемой неловкости с другой и завершилась эта встреча.

Вечером, когда Керенский вернулся в свое министерство, он восторженно рассказывал мадам Добровольской, жене своего предшественника, отправленного в тюрьму о своем визите к царю.

— По его взгляду я понял, что передо мной человек бесконечно выше меня. Теперь, когда я поговорил с ним, я знаю, что царь, в отличие от того, что о нем говорят, человек, преданный Отечеству, и что он только и думает о благе России. Это — прекрасно образованный, умный человек… Оказывается, я его плохо знал…

Его окружение рисует его совершенно иной портрет! Нужно в этой связи подчеркнуть, что Керенский, этот прирожденный комедиант, мог, конечно, произнести такие слова о царе, о которых сообщает мадам Добровольская, но не осмысливая ни одного слова, просто, чтобы ее обмануть и усыпить ее бдительность. Уже на следующий день в полной мере проявилось грубое хамство министра.

Он отдал приказ об аресте Анны Вырубовой и Лили Ден. Вырубова в это время болела, лежала в кровати в своей комнате. С ней теперь будут обращаться как с новоявленной принцессой де Ламбаль.[5] Этому, упоенному своей властью Керенскому очень хотелось во всем имитировать Французскую революцию. Вырубову, по его мнению, нужно было отдать на растерзание толпы, втоптать ее в грязь. Царица, которая тоже очень болела, все же захотела с ней проститься. Ее к ней привезли на ее кресле-каталке. Обе женщины в ужасно нервном состоянии не смогли сдержать слез. Они обменялись обручальными кольцами. Через несколько минут несчастную Вырубову с костылями везли на грузовике, набитом солдатами, в Петропавловскую крепость. Там она просидит долгие пять месяцев…

«Покровительство» Керенского обернулось недостойной комедией. Теперь революционная пропаганда, активизированная немецкими агентами, нападала не только исключительно на Александру. Теперь речь шла о том, чтобы постоянно позорить царя, и делать это с помощью его народа, этих народных орд, которые нападали только на него, побуждаемые к этому продавшейся врагу прессой и некоторыми финансистами, которые внутри страны ожидали отдачи своих колоссальных капиталовложений.

Теперь самым распространенным лозунгом дня становились слова «Измена! Царь — предатель!». В столицах губерний отряды революционных бойцов, в уездах новые избранные народом начальники поднимали ужасный вой. «Он всех нас предал, он нас предал!» Керенский не пошевельнул и пальцем, чтобы прекратить эту злобную кампанию, хотя ему, конечно, была хорошо известна истина. Но к чести русских крестьян, разночинцев, всегда хранивших вековые традиции своей страны, нужно сказать, что всем этим манифестантам они отвечали кровавыми мятежами, потому что тысячи честных людей были возмущены ложью Советов и отказывались им верить.

Дворец-тюрьма, в которой теперь жили Романовы в заточении, с каждым днем все более невыносимом, превращался в место самых отвратительных обысков. Прежде всего супругов разлучили, как вульгарных преступников, их постоянно вызывали на утомительные допросы за закрытыми дверями, чтобы воспользоваться их малейшей оплошностью, которую их дознаватели могли бы предъявить как еще одно дополнительное доказательство их виновности.

Все их письма, папки документов, личные записки членов семьи были конфискованы, их читали, перечитывали, классифицировали по степени важности, предлагали для ознакомления «народным комиссарам».

С какой-то болезненной алчностью следователи искали любую малейшую деталь, свидетельствующую об измене. Но все их старания были напрасны. Несмотря просто на дьявольское усердие они так ничего и не могли найти предосудительного или компрометирующего.

С началом военных действий царица разорвала все связи с Германией, постоянно проклинала кайзера, уличала его лицемерие во всех его словах, восхваляла высокий патриотизм Николая и призывала Россию вести войну до последнего своего сына против пруссаков, постоянно говорила об их полной невиновности, — ее и царя. После бесконечных дней поисков, следствию удалось лишь обнаружить такие неопровержимые доказательства, которые целиком и полностью противоречили тому, чего они хотели добиться, и в конце концов эти полицейские от революции были вынуждены, скрипя сердце, признать свое поражение.

Теперь бывшие государи могли встречаться со своими детьми всего на несколько часов — за обедом и по вечерам, за общей молитвой.

И это были радостные мгновения счастья для всех, радостного настроения, когда каждый старался скрыть от другого свою тревогу, разочарование или страх. Керенский, совершив «кульбит» честности, что порой с ним бывало, под впечатлением неуязвимости царя, его куртуазного поведения, его врожденной верности стране, его неопровержимой любви к России, а также безукоризненного поведения Александры, ее возросшего чувства собственного достоинства, ее такой трогательной любви к своему мужу, через месяц после завершения следствия, торжественно заявил перед членами Временного правительства: «Государь с государыней чисты. Царя с царицей нельзя обвинять ни в каком предательстве».

Ну что же, можно только поприветствовать этот приступ мужества у Керенского, революционера-министра, — но личности тем не менее весьма загадочной, чье двуличие так никогда и не будет до конца объяснено. Неужели он не знал, что уже слишком поздно, чтобы повернуть в другую сторону общественное мнение? Офицеры, которые несли охрану императорских заключенных, продолжали вести себя перед ними как грубые мужланы. Их ненависть прорывалась постоянно. Подчиненные военного министра Гучкова бесчестили дворец своими оскорблениями. Они позволяли себе орать на придворных, упрекать их в том, что все они — продажные души.

Как-то в июне Алексей во время прогулки играл с игрушечным ружьем. Вдруг солдаты обратили на это внимание и закричали: «Да он вооружен!» Солдаты конфисковали «ружье» и ушли.

Однажды в парке они убили перед ним маленьких козочек, которых цесаревич просто обожал. Все они безбожно воровали во всех комнатах дворца, — под предлогом инвентаризации забирали шкафы, секретеры, сундуки у великих княжон.

1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 116
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?